Философия Серена Кьеркегора - Википедия - Philosophy of Søren Kierkegaard

Неоконченный очерк Кьеркегора его двоюродным братом Нильс Кристиан Кьеркегор, c. 1840

Философия Сорена Кьеркегора оказал большое влияние на развитие Философия 20 века, особенно экзистенциализм и постмодернизм. Сорен Кьеркегор был датским философом XIX века, которого многие называли «отцом экзистенциализма».^[1], хотя есть некоторые в этой области, которые выражают сомнение в том, чтобы с самого начала называть его экзистенциалистом. Его философия также повлияла на развитие экзистенциальная психология.^[2]

Кьеркегор критиковал аспекты философских систем, которые были созданы такими философами, как Георг Вильгельм Фридрих Гегель до него и датский Гегельянцы. На него также косвенно повлияла философия Иммануил Кант.^[3] Он сравнивал себя с моделью философии, которую он нашел в Сократ, цель которого - привлечь внимание не к объяснительным системам, а скорее к вопросу о том, как человек существует.^[4]

Одна из повторяющихся тем Кьеркегора - важность субъективности, которая имеет отношение к тому, как люди относятся к (объективным) истинам. В Заключительный ненаучный постскриптум к философским фрагментам, он утверждает, что «субъективность есть истина» и «правда есть субъективность». Кьеркегор утверждает, что, по сути, истина - это не просто открытие объективных фактов. Хотя объективные факты важны, есть второй, более важный элемент истины, который касается того, как человек относится к этим фактам. Поскольку то, как человек действует, с этической точки зрения важнее любого факта, истину следует искать в субъективности, а не в объективности.^[5]

Примечание о псевдонимах

Многие из ранних работ Кьеркегора с 1843 по 1846 год были написаны под псевдонимом. В непризнанном Точка зрения на мою работу как автора, он объяснил, что псевдонимные произведения написаны с точки зрения, которая ему не принадлежит: в то время как сам Кьеркегор был религиозным автором, псевдонимные авторы писали с точек зрения, которые были эстетическими или умозрительными. Единственным исключением из этого правила является Анти-климакус, псевдонимный автор, созданный после написания Точка зрения: Anti-Climacus - религиозный автор, который пишет с христианской точки зрения настолько идеальной, что Кьеркегор не хотел, чтобы это приписывалось самому себе.^[6]

Поскольку псевдонимные авторы пишут с позиций, которые не принадлежат Кьеркегору, некоторые из философских соображений, упомянутых в этой статье, могут не отражать собственные убеждения Кьеркегора. Подобно тому, как другие философы поднимают точки зрения в своих эссе, чтобы обсуждать и критиковать их, Кьеркегор назначает псевдонимы для более глубокого изучения конкретной точки зрения, что в некоторых случаях может занять целую книгу или две, а Кьеркегор, или другой псевдоним, критикует, что позиция. Например, автор, Йоханнес Климакус не христианин, и он рассуждает с нехристианской точки зрения. Анти-климакус, как упоминалось ранее, он в высшей степени христианин и рассуждает с религиозно-христианской точки зрения. Кьеркегор ставит свои убеждения между этими двумя авторами.^[6]

Большинство более поздних философских и религиозных сочинений Кьеркегора с 1846 по 1855 год были написаны им самим, и он не приписывал этим произведениям псевдонимов. Впоследствии эти работы, по мнению большинства ученых, отражают собственные убеждения Кьеркегора.^[7] В соответствующих случаях в этой статье будет упоминаться соответствующий автор, псевдоним или нет.

Темы его философии

Отчуждение

Отчуждение это термин, который философы применяют к широкому спектру явлений, включая любое чувство отделения от общества и недовольства им; ощущение морального развала в обществе; чувство бессилия перед прочностью социальных институтов; безличный, бесчеловечный характер крупных и бюрократических общественных организаций.^[8] Кьеркегор признает и принимает понятие отчуждения, хотя он формулирует его и понимает в своих собственных отчетливо оригинальных терминах. Для Кьеркегора нынешняя эпоха - это эпоха рефлексии, эпоха, в которой ценится объективность и обдуманные действия, на словах идеалы, а не действия, дискуссии важнее действий, гласность и реклама важнее реальности, а фантазии важнее реального мира. Для Кьеркегора смысл ценностей был удален из жизни из-за отсутствия каких-либо истинных и законных авторитетов. Вместо того чтобы подпадать под какой-либо заявленный авторитет, любую «буквальную» священную книгу или любой другой великий и прочный голос, осознающие себя люди должны противостоять экзистенциальной неопределенности.

Человечество потеряло смысл, потому что принятый критерий реальности и истины - неоднозначное и субъективное мышление - то, что нельзя доказать с помощью логика, историческое исследование, или научный анализ. Люди не могут обдумывать жизненные выборы, мы должны их жить; и даже те выборы, о которых мы часто думаем, становятся другими, как только жизнь входит в картину. По мнению Кьеркегора, тип объективности, который может использовать ученый или историк, упускает суть: люди не мотивированы и не находят смысла в жизни через чистую объективность. Вместо этого они находят это через страсть, желание, моральные и религиозные обязательства. Эти явления нельзя доказать объективно - и они не возникают ни в какой форме анализа внешнего мира; они возникают через прямые отношения между человеком и внешним миром. Здесь Кьеркегор делает акцент на отношениях, а не на анализе. Эти отношения - способ взглянуть на свою жизнь, ускользающий от объективной проверки.

В анализе нынешней эпохи Кьеркегора используются термины, которые напоминают, но не совсем совпадают с Гегелем и Теория отчуждения Маркса. Однако Кьеркегор прямо означает, что люди отчуждены от Бога, потому что они слишком много живут в этом мире. Людям необходимо получить их души от мира, потому что он действительно принадлежит Богу. Кьеркегора не интересуют внешние битвы, поскольку Карл Маркс делает. Его заботит внутренняя борьба за веру.

Поговорим дальше о желании и тем самым о страданиях. Обсуждение страданий всегда может быть полезным, если оно направлено не только на своенравие печали, но и, если возможно, обращается к опечаленному человеку с просьбой о его укреплении. Правильно и сочувственно размышлять о страдании, чтобы страдающий человек не стал нетерпеливым из-за нашего поверхностного обсуждения, в котором он не признает свое страдание, чтобы он по этой причине нетерпеливо не отбросил утешение и не укрепился в двоедушии. Одно дело выйти в жизнь с желанием, когда желаемое становится делом и задачей; это что-то еще, чтобы выйти в жизнь подальше от желания.

Аврааму пришлось покинуть свой родовой дом в эмиграции в чужую страну, где ничто не напоминало ему о том, что он любил - действительно, иногда это, несомненно, утешение, что ничто не напоминает о том, что человек хочет забыть, но это горькое утешение для человек, который полон тоски. Таким образом, у человека также может быть желание, которое для него содержит все, так что в час разлуки, когда начинается паломничество, это как если бы он эмигрировал в чужую страну, где ничто, кроме контраста, не напоминает ему из-за потери. , чего он желал; ему может казаться, что он эмигрирует в чужую страну, даже если он остается дома, возможно, в той же местности - из-за того, что он теряет желание так же, как среди чужих, так что расстаться с желанием кажется ему труднее и важнее чем потерять рассудок.

Помимо этого желания, даже если он все еще не сдвинется с места, его трудный путь жизни, возможно, проходит в бесполезных страданиях, поскольку мы говорим о тех, кто серьезно страдает, а не о тех, кто утешается тем, что их страдания приносят пользу людям. пользу доброго дела, ради блага других. Так должно было быть - поездка в чужую страну была недолгой; в одно мгновение он был там, в той чужой стране, где встречаются страдающие, но не те, кто перестал горевать, не те, чьи слезы не могут утирать вечность, потому что, как в старой религиозной книге так просто и трогательно сказано: «Как может ли Бог высушить ваши слезы в загробном мире, если вы не плакали? " Возможно, кто-то другой приходит другим путем, но в то же место.

— Укрепление бесед в различных духах, Hong 1993 pp. 102–103

Альбер Камю написал об идее быть чужим в мире, но перевернул смысл Кьеркегора. А чужой человек ведь Камю был человеком, живущим в этом мире, который вынужден существовать по-христиански, даже если человек не хочет быть христианином. Но Кьеркегор говорил о христианине, который хочет быть христианином, живущим в мире, который отказался от христианства. И Камю, и Кьеркегор разделяли одинаковое отвращение к христианской демократии, где все были вынуждены принимать позитивное участие в христианстве, потому что не хватало бы свободы выбора, и в нехристианской демократии, где никому не разрешено принимать активное участие в христианстве. . Кьеркегор был против голосования за христианство, для него Христос был единственным авторитетом. Камю называл «экзистенциальную установку философским самоубийством». Вот как он это вложил Миф о Сизифе и других произведениях:

Теперь признается, что абсурд противоположен надежде, видно, что экзистенциальная мысль Честова [[[Лев Шестов]], 1866–1938] предполагает абсурд, но доказывает его только для того, чтобы его развеять. Такая тонкость мысли - эмоциональный трюк фокусника. Когда Честов в другом месте противопоставляет свой абсурд нынешней морали и разуму, он называет это истиной и искуплением. Следовательно, в этом определении абсурда есть в основном одобрение, которое дает ему Честов. То, что заметно у Льва Честова, будет, пожалуй, еще больше у Кьеркегора. Безусловно, у столь неуловимого писателя трудно очертить четкие предложения. Но, несмотря на явно противоположные сочинения, помимо псевдонимов, уловок и улыбок, на протяжении всей этой работы ощущается как бы предчувствие (в то же время, как и предчувствие) истины, которая в конечном итоге вырывается в последнем работает: Киргегард тоже делает рывок. Кьеркегора считает, что отчаяние - это не факт, а состояние: само состояние греха. Ибо грех - это то, что отчуждает от Бога. Абсурд, являющийся метафизическим состоянием сознания человека, не ведет к Богу. Возможно, это представление станет более ясным, если я рискну сделать шокирующее заявление: абсурд - это грех без Бога. Это вопрос жизни в этом состоянии абсурда. Здесь я беру на себя смелость назвать экзистенциальное отношение философским самоубийством. Но это не означает суждения. Это удобный способ обозначить движение, посредством которого мысль отрицает себя и стремится превзойти себя в самом своем отрицании. Ибо экзистенциальное отрицание - их Бог. Чтобы быть точным, этот бог поддерживается только через отрицание человеческого разума. (Позвольте мне еще раз заявить: здесь ставится под сомнение не утверждение Бога, а логика, ведущая к этому утверждению.)

— Альбер Камю, Миф о Сизифе и другие очерки п. 26–32 Винтажные книги 1955 Альфред А Кнопф

Киргегард так выразился Три назидательных реча 1843 г. и Заключительный ненаучный постскриптум (1846):

Получение большинства голосов на своей стороне и превращение отношений с Богом в спекулятивное предприятие на основе вероятности, партнерства и других акционеров - это первый шаг к достижению объективности.

— Заключительный ненаучный постскриптум, Hong p. 66.

Любовь, покрывающая множество грехов, никогда не обманывалась. Когда сердце скупо, когда кто-то дает одним глазом и семью глазами смотрит, чтобы увидеть, что он получит взамен, тогда легко обнаружишь множество грехов. Но когда сердце наполнено любовью, тогда глаз никогда не обманывается; ибо любовь, когда она дает, не исследует дар, но ее взор устремлен на Господа. Когда сердце наполнено завистью, тогда око имеет силу вызывать нечистоту даже в чистом виде; но когда любовь обитает в сердце, тогда око имеет власть способствовать добру нечистому; но этот глаз видит не зло, а чистое, которое он любит и поощряет, любя его. Несомненно, в этом мире есть сила, которая своими словами превращает добро в зло, а выше находится сила, которая превращает зло в добро; эта сила - любовь, покрывающая множество грехов. Когда ненависть обитает в сердце, тогда грех лежит у дверей человека, и его многочисленные желания существуют в нем; но когда любовь обитает в сердце, тогда грех уходит далеко, и он больше не видит его. Когда споры, злоба, гнев, ссоры, разногласия, разногласия наполняют сердце, нужно ли тогда далеко идти, чтобы обнаружить множественность греха, или человеку нужно очень долго любить, чтобы производить их вне себя! Но когда радость, мир, долготерпение, кротость, доброта, вера, кротость и воздержание пребывают в сердце, то что же удивительного, что человек, даже если он был окружен множеством грехов, остается чужим, чужим, который очень мало разбирается в обычаях страны, даже если они ему объяснили? Не будет ли это прикрытием множества грехов?

— Три назидательных реча 1843 г., перевод Свенсона 1943 г., стр. 69

Любовь не ищет своего. Любовь не ищет своего, потому что в любви нет моего и твоего. Но «мое» и «ваше» - это только относительные спецификации «своего»; таким образом, если нет моего и вашего, нет и «своего». Но если «своего» нет вообще, то искать своего, конечно, невозможно. Справедливость определяется тем, что она дает каждому свое, точно так же, как она, в свою очередь, требует своего. Это означает, что правосудие отстаивает свое собственное дело, разделяет и назначает, определяет то, что каждый законно может называть своим, судит и наказывает, если кто-либо отказывается проводить различие между моим и вашим. Человек имеет право делать все, что ему заблагорассудится, с этим спорным и все же имеющим законное право моим; и если он ищет своего только тем способом, который позволяет справедливость, то справедливости не в чем его упрекнуть, и она не имеет права упрекать его ни в чем. Как только кого-то обманывают самостоятельно или как только кто-то обманывает другого, вмешивается правосудие, потому что оно обеспечивает общую безопасность, в которой каждый имеет свою собственную безопасность, которая у него есть по праву. - Но иногда вмешивается изменение, революция, война, землетрясение или еще какое-то ужасное бедствие, и все смешалось. Правосудие тщетно пытается обеспечить каждому свое; он не может поддерживать различие между моим и вашим; в замешательстве он не может удержать равновесие и поэтому отбрасывает весы - он отчаивается! Ужасное зрелище! И все же разве любовь в определенном смысле, даже если самым блаженным образом, не вызывает такое же заблуждение? Но любовь - это тоже событие, величайшее из всех, но и самое счастливое. Любовь - это изменение, самое замечательное из всех, но и самое желанное. Фактически, мы говорим в очень хорошем смысле слова, что тот, кого охватывает любовь, изменился или стал другим. Любовь - это революция, самая глубокая из всех, но самая благословенная!

— Произведения любви, 1847, Hong 1995, стр. 264–265

Абстракция

Элемент критики современности Кьеркегором в его социально-политической работе, Два возраста, это упоминание о Деньги - которую он называет абстракция.^[9][10] Абстракция - это то, что существует только в эрзац реальность. Это неощутимо, и имеет значение только в искусственном контексте, что в конечном итоге служит коварным и обманчивым целям. Это плод мысли, у которого нет конкретный реальность, ни сейчас, ни в будущем.

Как деньги - это абстракция? Деньги создают иллюзию, что они имеют прямое отношение к проделанной работе. То есть работа, которую человек делает, стоит столько, столько денег. На самом деле, однако, работа, которую вы делаете, является выражением того, кем вы являетесь как личность; он выражает цели в жизни и связанный с ними смысл. Предполагается, что работа, выполняемая человеком, является внешней реализацией его отношения к другим и к миру. Это способ сделать мир лучше для себя и для других. Сведение работы к денежной стоимости означает замену конкретной реальности повседневной борьбы с миром - придания ему формы, формы и значения - абстракцией. Кьеркегор посетовал, что «молодой человек сегодня вряд ли позавидует другим его способностям или умениям, любви красивой девушки или его славе, нет, но он будет завидовать ему его деньгам. Дайте мне деньги, - скажет молодой человек, - и я сделаю это. быть в порядке."^[11] Но Кьеркегор считает, что упор на деньги ведет к отрицанию даров духа тем, кто беден и страдает.

Не забывайте делать добро и делиться - Евреям 13,16 - Но не забывайте также, что этот непрекращающийся мирской разговор о милосердии, милосердии, щедрости, благотворительных пожертвованиях и подарках за подарками почти беспощаден. Ах, пусть газетные писатели, сборщики налогов и приходские священники говорят о щедрости и считают и считают; но давайте никогда не будем игнорировать то, что христианство по существу говорит о милосердии, что христианство меньше всего было бы виновным в беспощадности, как если бы бедность и нищета не только нуждались в деньгах и т. , доброжелательный. Но люди болтают и болтают в церковном - мирском и мирском - духовном отношении о щедрости, милосердии - но забывают даже в проповеди о милосердии. Проповедь действительно должна быть исключительно о милосердии. Если вы знаете, как эффективно говорить об этом, тогда щедрость последует сама по себе и, соответственно, придет сама по себе, если человек на это способен. Но имейте в виду, что если человек собирал деньги, деньги, деньги, говоря о щедрости, имейте это в виду, что, умалчивая о милосердии, он будет действовать беспощадно по отношению к бедному и несчастному человеку, для которого он обеспечил помощь посредством деньги богатой щедрости. Имейте в виду, что если бедность и нищета беспокоят нас их мольбами, мы, конечно, сможем получить для них помощь через щедрость; но имейте это в виду, что было бы гораздо ужаснее, если бы мы ограничивали бедность и страдания, «чтобы препятствовать нашим молитвам», как говорит Писание (1 Петра 3: 7), ропщением на нас Богу - потому что мы были ужасно несправедливы по отношению к бедность и несчастье, потому что они не говорят, что могут проявлять милосердие. Теперь мы будем придерживаться этого момента в этом рассуждении о милосердии и остерегаться путать милосердие с тем, что связано с внешними условиями, то есть с тем, что любовь как таковая не имеет в своей силе, в то время как она действительно имеет милосердие в своей силе, как и конечно, поскольку у него за пазухой сердце. Из этого не следует, что, поскольку у человека за пазухой сердце, у него есть деньги в кармане, но первое еще более важно и, безусловно, имеет решающее значение в отношении милосердия.

— Произведения любви Hong 1995, стр. 315–316

Ниже приведены три цитаты, касающиеся идеи Кьеркегора об абстракции, о которой нельзя думать, не думая о конкретизации. Он переходит от мирового исторического, общего к отдельному индивидуальному, частному. Первый от эстета, второй от специалиста по этике в Либо / Или и третий из книги, объясняющей все его предыдущие работы; Заключительный ненаучный постскриптум.

Как уже было отмечено выше, все классический постановки стоят одинаково высоко, потому что каждое стоит бесконечно высоко. Если, несмотря на этот факт, попытаться ввести порядок рангов в классическую процессию, очевидно, что в качестве основы для такого различия нужно будет выбрать что-то несущественное; ибо, если бы основа была существенной, само различие стало бы существенным различием; из этого снова следовало бы, что слово «классический» ошибочно относилось к группе в целом. Чем абстрактнее идея, тем меньше вероятность многочисленного представления. Но как идея конкретизируется? Проникая в исторический сознание. Чем конкретнее идея, тем больше вероятность. Чем абстрактнее среда, тем меньше вероятность; чем конкретнее, тем больше. Но что значит сказать, что среда конкретна, кроме как сказать, что это язык, или что она рассматривается как приближение к языку; ведь язык - самый конкретный из всех средств массовой информации. Идея, например, которая выражается в скульптуре, полностью абстрактна и не имеет отношения к историческому; среда, через которую она выражается, также абстрактна, следовательно, велика вероятность того, что часть классических произведений, включающая скульптуру, будет содержать лишь несколько. В этом на моей стороне свидетельство времени и опыта. Если же, с другой стороны, я беру конкретную идею и конкретную среду, тогда все выглядит иначе. Гомер действительно классика поэт, но только потому, что эпическая идея - это конкретная идея, и поскольку медиум - это язык, так получилось, что в разделе классики, который содержит эпос, есть много мыслимых эпосов, которые все одинаково классичны, потому что история постоянно предоставляет нас с новым эпическим материалом. В этом я тоже имею свидетельство истории и признание опыта.

— Либо / Или Часть I, Свенсон, стр. 49, 53

Две затронутые здесь позиции можно рассматривать как попытки актуализировать этическое мировоззрение. Причина их неудачи в том, что индивид выбрал себя изолированно или абстрактно. Другими словами, человек не выбрал себя этично. Следовательно, он не имеет отношения к актуальность, и когда это так, никакой этический образ жизни не может быть реализован на практике. Но человек, который выбирает себя этически, конкретно выбирает себя как этого конкретного индивида, и он достигает этой конкретизации, потому что этот выбор идентичен покаяние, который ратифицирует выбор. Человек с этими способностями, этими наклонностями, этими влечениями, этими страстями, находящийся под влиянием этой конкретной социальной среды, как этого конкретного продукта определенной социальной среды. среда. Но когда он осознает все это, он берет на себя обязанность за все это. Он не сомневается, возьмется ли он за это или нет, потому что он знает, что, если он этого не сделает, будет потеряно нечто гораздо более важное. В момент выбора он находится в полной изоляции, поскольку он отдаляется от своей социальной среды, и в то же время он находится в абсолютной непрерывности, поскольку он выбирает себя как продукт. И этот выбор является выбором свободы таким образом, что, выбирая себя в качестве продукта, он может с таким же успехом сказать, что производит самого себя. В момент выбора он находится в точке завершения, потому что его личность завершается, и все же в тот же момент он находится в самом начале, потому что он выбирает себя согласно своей свободе.

— Либо / Или Часть II, Hong p. 251

Когда в чистом мышлении упоминается непосредственное единство отражения-в-себе и-отражении-в-другом и аннулирование этого непосредственного единства, тогда что-то действительно должно происходить между элементами непосредственного единства. Что это? Да, пора. Но времени нельзя отвести в чистом мышлении. Что же тогда означают аннулирование, переход и новое единство? Что, если вообще что-либо, означает думать таким образом, что каждый всегда просто демонстрирует это, потому что все, что говорится, абсолютно аннулируется? И что значит не допускать, что человек так думает, а затем постоянно провозглашать с крыш положительную истину этого чистого мышления? Подобно тому, как существование соединило мышление и существование, поскольку существующий человек является мыслящей личностью, существуют два средства массовой информации: среда абстракции и среда действительности. Но чистое мышление - это еще одна третья среда, изобретенная совсем недавно. Говорят, что оно начинается после самого исчерпывающего абстракции. Чистое мышление - что я могу сказать - благочестиво или бездумно не осознает отношения, которое эта абстракция все еще постоянно имеет к тому, от чего она абстрагируется. Здесь, в этом чистом мышлении, есть покой для всякого сомнения; вот вечная положительная истина и все, что угодно сказать. Это означает, что чистое мышление - это фантом. И если гегелевская философия свободна от всех постулатов, то она достигла этого с помощью одного безумного постулата: начала чистого мышления. Для существующего человека существование является для него высшим интересом и его заинтересованностью в существовании в своей действительности. То, что есть действительность, невозможно передать на языке абстракции. Актуальность - это интерес [между бытием] между мышлением и бытием в гипотетическом единстве абстракции. Абстракция имеет дело с возможностью и действительностью, но ее концепция действительности является ложной интерпретацией, поскольку медиум - это не действительность, а возможность. Только аннулируя действительность, абстракция может охватить ее, но аннулировать ее - значит превратить ее в возможность. Внутри абстракции все, что говорится о действительности на языке абстракции, говорится в пределах возможности. То есть на языке действительности вся абстракция связана с действительностью как возможностью, а не с действительностью внутри абстракции и возможности. Актуальность, существование - это диалектический элемент трилогии, начало и конец которой не могут быть для существующего человека, который как существующий находится в диалектический элемент. Абстракция объединяет трилогию. Совершенно верно. Но как это сделать? Является ли абстракция чем-то, что ее делает, или это не действие абстрактора? Но абстрактор, в конце концов, является существующей личностью, и, следовательно, как существующая личность находится в диалектическом элементе, который он не может опосредовать или объединить, тем более абсолютно, пока он существует. Если он это делает, то это должно быть связано как возможность с действительностью, с существованием, которым он сам является. Он должен объяснить, как он это делает, то есть как он, как существующий человек, делает это, или перестает ли он быть существующим человеком, и имеет ли существующий человек право на это. Как только мы начинаем задавать такие вопросы, мы задаем этические вопросы и поддерживаем этические претензии к существующему человеку, которые не могут заключаться в том, что он должен абстрагироваться от существования, но что он должен существовать, что также является высший интерес существующего человека.

— Заключительный ненаучный постскриптум, Том 1, стр. 314–315, перевод на Гонконг

Смерть

Смерть неизбежно и непредсказуемо во времени. Кьеркегор считал, что люди должны искренне и интенсивно осознать истину этого факта, чтобы жить страстно. Кьеркегор обвиняет общество в отрицании смерти.Несмотря на то, что люди видят смерть повсюду вокруг себя и воспринимают как объективный факт, что все умирают, мало кто действительно понимает, субъективно и внутренне, что они однажды умрут. Например, в Заключительный ненаучный постскриптум Кьеркегор отмечает, что люди никогда не думают сказать: «Я обязательно пойду на вашу вечеринку, но я должен сделать исключение на случай, когда черепица упадет и убьет меня; в этом случае я не могу присутствовать».^[12] Для Кьеркегора это шутка. Но в мысли о смерти также присутствует серьезность. Кьеркегор в своем Три вдохновляющих дискурса, 1844 г.:

Мы не будем решать, какая жизнь сражается в доброй битве легче всего, но все мы согласны с тем, что каждый человек должен вести добрую битву, от которой никто не закрыт, и тем не менее она настолько велика, что если бы она была предоставлена ​​только один раз, прошлое поколение в исключительных обстоятельствах - да, какое описание, зависть и разочарование, умело бы тогда дать! Разница примерно такая же, как и в связи с мыслью о смерти. Как только человек рождается, он начинает умирать. Но разница в том, что есть люди, для которых мысль о смерти возникает с рождением и присутствует для них в тихом умиротворении детства и жизнерадостности юности; в то время как у других бывают периоды, когда эта мысль не возникает у них до тех пор, пока, когда истекают годы, годы силы и жизненной силы, на их пути не встречает мысль о смерти. Кто теперь будет решать, какая жизнь была легче, будь то жизнь тех, кто постоянно жил с определенной сдержанностью из-за присутствия мысли о смерти, или жизнь тех, кто так предал себя жизни, что почти забыл о существовании смерти?

— Восемнадцать вдохновляющих бесед, Hong p. 280

Страх или беспокойство

Для автора Кьеркегора Вигилиус Хауфниенсис, беспокойство /страх /тревога (в зависимости от перевода и контекста) - это несфокусированный страх. Haufniensis использует пример человека, стоящего на краю высокого здания или утеса. С этой высоты он видит все возможности жизни. Он размышляет о том, кем мог бы стать, если бы только отдал себя во власть своего собственного выбора. Пока он стоит там, он стоит на перекрестке жизни, неспособный принять решение и жить в ее пределах. Сам факт того, что у человека есть возможность и свобода сделать что-то, даже самое ужасное, вызывает чувство огромного страха. Haufniensis назвал это нашим «головокружением свободы».

Беспокойство можно сравнить с головокружением. Тот, чей глаз случайно смотрит в зевоту бездна кружится голова. Но в чем причина этого? Это так же сильно в его собственном глазу, как и в бездне, предположим, он не смотрел вниз. Следовательно, беспокойство это головокружение Свобода, который возникает, когда дух хочет позировать синтез и свобода смотрят вниз на свои собственные возможности, удерживая конечность, чтобы поддержать себя. Свобода уступает место головокружению. Помимо этого, психология не может и не пойдет. В этот самый момент все меняется, и свобода, когда снова поднимается, видит свою виновность. Между этими двумя моментами лежит прыгнуть который не объяснил ни одна наука и который никакая наука не может объяснить. Тот, кто становится виноватым в тревоге, становится как двусмысленно виноватым как можно стать.

— Концепция беспокойства, п. 61

В Концепция беспокойства, Haufniensis фокусируется на первом беспокойстве, которое испытывает человек: Адам выбор есть из запретного древа познания Бога или нет. Поскольку представления о добре и зле возникли не раньше, чем Адам съел плод, который сейчас называют первородный грех, Адам не имел представления о добре и зле и не знал, что есть от дерева зло. Что он действительно знал, так это то, что Бог сказал ему не есть с дерева. Беспокойство проистекает из того факта, что сам запрет Бога подразумевает, что Адам свободен и что он может выбирать, подчиняться Богу или нет. После того, как Адам съел плоды дерева, родился грех. Итак, согласно Кьеркегору, тревога предшествует греху, и именно тревога ведет Адама к греху. Haufniensis упоминает, что тревога является предпосылкой наследственного греха.

Однако Haufniensis упоминает, что тревога - это также способ спастись человечеству. Тревога информирует нас о нашем выборе, нашем самосознании и личной ответственности и выводит нас из состояния бессознательной непосредственности к самосознательному размышлению. (Жан-Поль Сартр называет эти термины дорефлексивным сознанием и рефлексивным сознанием.) Человек действительно осознает свой потенциал через переживание страха. Итак, тревога может быть возможностью для греха, но тревога также может быть признанием или осознанием своей истинной личности и свобод.

Кто научился правильно волноваться, тот усвоил высшее. … Беспокойство - это возможность свободы, и только такая тревога через веру может быть абсолютно воспитательной, потому что она поглощает все конечные цели и обнаруживает всю их обманчивость. И нет Великий инквизитор готовится к таким ужасным мучениям, как тревога, и ни один секретный агент не знает так ловко, как тревога, напасть на своего подозреваемого в самый слабый момент или устроить заманчивую ловушку, в которую он попадет, и ни один проницательный судья не понимает, как допросить и исследовать обвиняемый, как и тревога, которая никогда не позволяет обвиняемому сбежать ни в развлечениях, ни в шуме, ни во время работы, ни днем, ни ночью.

— Концепция беспокойства, стр. 155–156

Отчаяние

Наиболее решительно в Болезнь к смерти, Автор Кьеркегора утверждает, что человеческое «я» представляет собой совокупность различных аспектов, которые необходимо привести в сознательный баланс: конечное, бесконечное, сознание «отношения двух к самому себе» и сознание «силы, которая постулировала "я. Конечное (ограничения, налагаемые телом или конкретными обстоятельствами) и бесконечное (те способности, которые освобождают нас от ограничений, таких как воображение) всегда существуют в состоянии напряжения. Это напряжение между двумя аспектами «я», которое необходимо уравновесить. Когда я неуравновешено, т. Е. Неправильно понимает, кем оно является, потому что слишком сильно воспринимает себя в терминах собственных ограничивающих обстоятельств (и, таким образом, не может признать свою собственную свободу определять, кем оно будет) или слишком много с точки зрения того, кем он хотел бы быть (таким образом, игнорируя свои собственные обстоятельства), человек находится в состоянии отчаяние. Примечательно, что Anti-Climacus говорит, что можно впадать в отчаяние, даже если он чувствует себя совершенно счастливым. Отчаяние - это не просто эмоция, в более глубоком смысле это потеря себя, то есть оно описывает состояние, когда человек имеет неправильное представление о себе.

Отчаяние - заслуга или недостаток? Чисто диалектически и то и другое. Если бы кто-то думал об отчаянии только абстрактно, без ссылки на какого-то конкретного отчаявшегося, он бы сказал, что это огромная заслуга. Возможность этой болезни - преимущество человека перед зверем, и это преимущество, которое характеризует его совсем иначе, чем вертикальное положение, поскольку оно свидетельствует о бесконечной прямоте или возвышенности его бытия духа. Возможность этой болезни - преимущество человека перед зверем; знать об этой болезни - преимущество христианина перед естественным человеком; излечиться от этой болезни - блаженство христианина.

— Болезнь к смерти, п. 45

В Либо / Или, А и Судья Уильям у каждого есть один эпистолярный роман в двух томах. В А эстет, хорошо понимающий, что он может использовать силу интерпретации, чтобы определить, кто он такой и что он считает ценным. Он знает, что может сформировать и изменить свою личность. Ничто не связывает его с отношениями. Ничто не связывает его с его прошлыми действиями. В конце концов, он также знает, что ему не хватает последовательного понимания того, кто он такой. Ему не хватает личности, которое сопротивлялось бы его собственной силе переосмысления. Его старший друг Судья Уильям, утверждает, что более глубокая концепция самости открывается, когда человек совершает свои действия и берет на себя ответственность за прошлое и настоящее. Представление о себе как об этом конкретном человеке начинает формироваться в собственном сознании.

Другая перспектива, в которой человек может найти некоторую свободу от отчаяния, доступна человеку с религиозной «верой». Это настраивает индивидуума так, чтобы он или она мог распознать то, что всегда было: личность, которая должна быть реализована в обстоятельствах, которые она находит прямо сейчас, то есть эта внутренняя настройка вызывает своего рода синтез между бесконечным и конечным.

В Страх и трепет, Йоханнес де Силентио утверждает, что выбор Авраам Повиновение частной, неэтичной заповеди Бога принести в жертву своего сына показывает, что влечет за собой вера: он направляет свое сознание абсолютно к «абсолютному», а не просто этическому, то есть он практикует внутреннюю духовность, которая стремится быть «пред Богом» вместо того, чтобы пытаться понять себя как этически честного человека. Его Бог требует большего, чем просто быть хорошим, он требует, чтобы он искал внутреннюю приверженность ему. Если бы Авраам беспечно повиновался, его действия не имели бы смысла. Только когда он действует со страхом и трепетом что он демонстрирует полное осознание того, что убийство сына абсолютно неправильно с этической точки зрения.

У отчаяния есть несколько определенных уровней, на которых человек может оказаться, каждый из которых находится в более глубоком отчаянии, чем последний, как изложено в Болезнь к смерти.

Первый уровень - это «Отчаяние, которое не знает, что такое отчаяние, или отчаянное невежество о том, что у нас есть я и вечное я». По сути, этот уровень - это уровень, который имеет неправильное представление о том, что такое я, то есть не знает, как реализовать себя, которое уже потенциально есть. В этом смысле человек не осознает своего собственного отчаяния, потому что он часто измеряет успех своей жизни, основываясь на том, считает ли он себя счастливым. Кьеркегор утверждает, что независимо от того, знаете ли вы, что находитесь в отчаянии, вы все равно можете находиться в этом состоянии. Он отмечает, что это самый распространенный в мире.

Следующий уровень отчаяния - это «отчаяние, которое осознает себя отчаянием и, следовательно, осознает, что имеет я, в котором есть что-то вечное, а затем либо в отчаянии не желает быть самим собой, либо в отчаянии желает быть самим собой». Далее это подразделяется на три категории: отчаяние не хотеть или хотеть быть самим собой, отчаяние не хотеть быть самим собой и самое низкое, отчаяние желать нового я. Эти три деления в основном связаны с самооценкой человека и степенью его понимания собственного отчаяния. Отчаяние не быть собой довольно просто. Человек считает себя недостойным и не считает себя достойным перед тем, чего не понимает. Отчаяние не быть самим собой глубже, потому что не желать быть самим собой - значит желать не иметь отношения к Богу или, по крайней мере, видеть свое отношение к Богу как недостойное и, таким образом, уклоняться от него. Однако низшая форма этой группы - это желание быть новым «я». Логически это самая глубокая форма, так как она предполагает самое глубокое понимание своего отчаяния. Оказавшись в отчаянии, без полного отношения к Богу, человек всегда будет в отчаянии, поэтому, находясь на этом уровне, человек понимает постоянство отчаяния. Отчаяние в этой группе возникает из-за природы чувственных вещей и физических желаний. Эти три подгруппы также сгруппированы под заголовком «Отчаяние над земным».

Второй уровень сознательного отчаяния под заголовком «Отчаяние над вечным». Кто-то на этом уровне рассматривает себя в свете своей слабости. В отличие от высшего уровня, эта слабость понимается, и как таковая, вместо того, чтобы обратиться к вере и смиряться перед Богом, они отчаялись в своей собственной слабости и недостойности. В этом смысле они отчаялись из-за вечного и отказываются утешаться светом Бога.

Последняя и самая низкая форма отчаяния - это желание «в отчаянии быть самим собой». Эту последнюю форму отчаяния Кьеркегор также называет «демоническим отчаянием» (обратите внимание, что термин «демонический» используется в классическом греческом смысле, а не в современном смысле). В этой форме отчаяния человек находит себя в отчаянии, понимает, что он находится в отчаянии, ищет способ облегчить его, но помощи не приходит. В результате его личность становится ожесточенной против любой формы помощи, и «даже если бы Бог на небесах и все ангелы предложили ему помощь, он бы не захотел ее». На этом уровне отчаяния индивид упивается своим собственным отчаянием и видит собственную боль как подъем над низменной природой других людей, которые не находятся в этом состоянии. Это наименее распространенная форма отчаяния, и Кьеркегор утверждает, что она чаще всего встречается у настоящих поэтов. Это отчаяние также можно назвать отчаянием неповиновения, поскольку это отчаяние, которое бьет по всему вечному. И последнее замечание: по мере того, как человек погружается в формы отчаяния, количество людей в каждой группе становится меньше.

Этика

В Страх и трепет, Йоханнес де Силентио анализирует Авраам действие, чтобы пожертвовать Исаак. Силентио утверждает, что Авраам - рыцарь веры.

Многие философы, изначально читавшие Кьеркегора, особенно Кьеркегора (написанного под псевдонимом Йоханнес де Силентио) Страх и трепет, часто приходят к выводу, что Кьеркегор поддерживает божественное повеление закон этики. Теория божественного повеления - это метаэтический Теория, утверждающая, что моральные ценности - это все, что заповедано богом или богами. Однако Кьеркегор не утверждает, что мораль создается Бог; вместо этого он утверждал, что божественная заповедь от Бога превосходит этика. Это различие означает, что Бог не обязательно создает человеческую мораль: мы, как личности, должны создавать нашу собственную мораль и ценности. Но любой религиозный человек должен быть готов к событию божественного повеления от Бога, которое будет иметь приоритет над всеми моральными и рациональными обязательствами. Кьеркегор назвал это событие телеологический приостановление этических. Авраам, рыцарь веры, выбрал безоговорочное повиновение Богу и был вознагражден своим сыном, его верой и титулом Отец веры. Авраам превзошел этику и устремился к вере.

Но нет веского логического аргумента, который можно было бы привести, чтобы утверждать, что мораль должна быть или может быть приостановлена ​​в любых данных обстоятельствах или когда-либо. Таким образом, Силентио считает, что этика и вера - это отдельные стадии сознания. Выбор безоговорочного послушания Богу - это истинное экзистенциальное решение «либо / или», с которым сталкивается человек. Либо человек выбирает жить в вере (религиозная стадия) или жить этично (этическая стадия).

В Либо / Или, Кьеркегор настаивает на том, что у отдельного человека есть этические обязанность его жизни. Тем не менее, каждый хочет получать удовольствие, и этика, если доводится до крайности, мешает человеку получать удовольствие от жизни. Это приводит к битве между теми, кто хочет жить для удовольствия, и теми, кто требует этичного существования. Но Кьеркегор всегда указывает на религиозную цель, «вечное счастье» или спасение из душа как высшее благо. Он говорит: будь кем хочешь, но помни, что твоя душа принадлежит Богу, а не миру.

К настоящему времени вы легко убедились, что в своей жизни этичный индивидуум проходит стадии, которые мы ранее обозначили как отдельные этапы. Он собирается развить в своей жизни личный, то гражданский, то религиозный добродетели, и его жизнь продвигается вперед благодаря тому, что он постоянно переводит себя с одной стадии на другую. Как только человек думает, что одна из этих стадий является адекватной и что он осмеливается сосредоточиться на ней односторонне, он не выбрал себя этически, но не осознал значения изолированности или непрерывности и, прежде всего, не осознал этого. правда заключается в идентичности этих двух. Человек, который выбрал этически и нашел себя, определил себя во всей своей конкреции. Затем он считает себя индивидуальный у кого есть эти возможности, эти страсти, эти наклонности, эти привычки, кто подвержен этим внешним воздействиям, на кого влияют в одном направлении так, а в другом - так. Здесь он затем принимает себя как задачу таким образом, что в основном он состоит в том, чтобы упорядочивать, формировать, закалять, воспламенять, контролировать, короче говоря, чтобы вызвать уравновешенность в душе, гармонию, которая является плодом личных добродетелей.

— Либо / Или Часть 2, Hong p. 262

Отставка сделал индивидуальный лицом или позаботился о том, чтобы он смотрел на вечное счастье, как τέλος («конец», «цель» или «цель»). Этот τέλος не является элементом среди других элементов. Таким образом, посредничество и-и не намного лучше, хотя и менее наивно, чем ранее описанная веселая болтовня, включающая все. В момент смирения, самообладания, выбора индивидууму позволено приветствовать абсолютное τέλος, но затем наступает посредничество. Точно так же собаку можно на мгновение научить ходить на двух ногах, но затем следует посредничество, и собака ходит на четырех ногах - посредничество также делает то же самое. В духовном понимании прямая походка человека - это его абсолютное уважение к абсолютному τέλος, в противном случае он ходит на четвереньках. Когда речь идет об относительных элементах, посредничество имеет свое значение (что все они равны до посредничества), но когда речь идет об абсолютной цели или цели, посредничество означает, что абсолютное τέλος сводится к относительный τέλος. Неверно и то, что абсолютное τέλος становится конкретным в относительных целях, потому что абсолютное различие смирения в любой момент будет охранять абсолютное τέλος от всякого братания. Верно, что индивид, ориентированный на абсолютное τέλος, находится в относительных концах, но он не находится в них таким образом, чтобы абсолютное τέλος исчерпывалось в них. Это правда, что перед Богом и перед абсолютным τέλος мы все равны, но неверно, что Бог или абсолютное τέλος равны со всем остальным для меня или для конкретного человека. Для конкретного человека может быть очень похвально быть советником юстиции, хорошим работником в офисе, любовником номер 1 в обществе, почти виртуозом на флейте, капитаном стрелкового клуба попинджай, смотрителем приюта, благородный и уважаемый отец, короче говоря, дьявольский парень, который умеет и то, и другое, и на все есть время. Но пусть советник позаботится о том, чтобы он не стал излишне дьявольским товарищем, и продолжит делать все это и успеет направить свою жизнь к абсолютному τέλος. Другими словами, это оба и означает, что абсолютное τέλος находится на одном уровне со всем остальным. Но абсолютное τέλος обладает замечательным качеством - желать быть абсолютным τέλος в любой момент. Итак, если в момент смирения, самообладания, выбора индивид понял это, это, конечно, не может означать, что он должен забыть об этом в следующий момент. Поэтому, как я уже сказал, смирение остается в личности, и задача так далеко от получения абсолютного τέλος опосредованный во все виды и того, и другого, а это, напротив, состоит в том, чтобы стремиться к той форме существования, в которой постоянно присутствует пафос великого момента.

— Заключительный ненаучный постскриптум, Hong, pp. 400–401.

В Произведения любви и Чистота сердца, Кьеркегор умело исследует Христианская этика и максима, Люби ближнего твоего.^[13][14] Кьеркегор подчеркнул, что это было христианство что «обнаружил соседа».^[15]

Испытайте это, поместите в качестве среднего члена между любящим и любимым соседом, которого нужно любить, поместите в качестве среднего члена между двумя друзьями соседа, которого нужно любить, и вы сразу увидите ревность. Тем не менее, ближний - это средний термин самоотречения, который находится между Я и Я себялюбия, но также и между Я эротической любви и дружбы и другим Я ... Таким образом, любовь к ближнему - это вечное равенство в любви. Равенство просто не в том, чтобы делать различия, а вечное равенство, безусловно, не в том, чтобы делать ни малейшего различия, безоговорочно не делать ни малейшего различия. Истинный христианин сам по себе слишком тяжел, в своих движениях слишком серьезен, чтобы бегать, танцевать, в легкомыслии таких поверхностных разговоров о высшем, высшем и высочайшем. Подумайте о самом культурном человеке, о котором мы все восхищенно говорим: «Он такой культурный!» Затем подумайте о христианстве, которое говорит ему: «Возлюби ближнего!» конечно, определенная вежливость, вежливость по отношению ко всем людям, дружеское снисхождение к подчиненным, смело-уверенное отношение к сильным, прекрасно управляемая свобода духа, да, это культура - вы верите, что она также любит сосед? С ближним у вас есть равенство человека перед Богом. Бог - средний срок.

— Произведения любви, 1847, Hong p. 44–61

Индивидуальность

Для Кьеркегора верно индивидуальность называется самостью. Осознание своего истинного «я» - это наша истинная задача и стремление в жизни - это этический императив, а также подготовка к истинному религиозному пониманию. Люди могут существовать на уровне ниже истинной самости. Мы можем жить, например, просто в рамках наших удовольствия - наше немедленное удовлетворение желаний, склонностей или отвлекающих факторов. Таким образом мы скользим по жизни без направления и цели. Чтобы иметь направление, у нас должна быть цель, определяющая для нас смысл нашей жизни. Кьеркегор выражает это так Либо / Или:

Итак, здесь у меня есть ваш взгляд на жизнь, и, поверьте мне, большая часть вашей жизни станет вам ясна, если вы вместе со мной будете рассматривать ее как отчаяние мысли. Вы ненавидите активность в жизни - что вполне естественно, потому что для того, чтобы в ней был смысл, жизнь должна иметь непрерывность, а в вашей жизни этого нет. Вы, конечно, продолжаете заниматься учебой; вы даже прилежны; но это только для вас, и это делается с минимальным телеология насколько возможно. Более того, вы не заняты; Вы, как работники Евангелия, простаивающие на рынке, сунете руки в карман и созерцать жизнь. Теперь вы пребываете в отчаянии. Вас ничего не беспокоит; вы отходите впустую; «Если бы кто-то швырнул черепицу, я бы все равно не отступил». Вы как умирающий. Вы умираете каждый день, не в том глубоком, серьезном смысле, в каком обычно понимают эти слова, но жизнь утратила свою реальность, и вы «всегда считаете дни своей жизни от одного уведомления о прекращении до другого». Вы позволяете всему проходить мимо вас; ничто не влияет. Но затем что-то внезапно происходит, что захватывает вас, идея, ситуация, улыбка молодой девушки, и теперь вы "вовлечены", потому что только в определенных случаях вы "не вовлечены", поэтому в других случаях вы "в своем сервис "всячески. Где бы что-то ни происходило, вы присоединяетесь к нему. В жизни вы ведете себя так же, как обычно в толпе. "Вы превращаетесь в самую плотную группу, старайтесь, если возможно, подтолкнуть себя к другим, чтобы вы оказались над ними, и как только вы окажетесь там, вы почувствуете себя максимально комфортно, и таким образом вы позволяете вести себя по жизни ». Но когда толпа уходит, когда мероприятие заканчивается, вы снова стоите на углу улицы и смотрите на мир.

— Либо / Или Часть II п. 195–196, 272ff

В Болезнь до смерти В частности, Кьеркегор рассматривает «я» как продукт отношений. В этом смысле человек является результатом отношения между Бесконечным (Нуменой, духом, вечным) и Конечным (Феноменом, телом, временным). Это не создает истинного «я», поскольку человек может жить без «я», как он его определяет. Вместо этого Самость или способность к созданию себя из отношения к Абсолюту или Богу (Самость может быть реализована только через отношение к Богу) возникает как отношение между отношением Конечного и Бесконечного, относящимся к человеческому роду. . Это было бы положительное отношение.

Отдельная личность для Кьеркегора - это особенность, которую никакая абстрактная формула или определение не может уловить. Включение индивида в «публику» (или «толпу» или «стадо») или включение человека как простого члена вида - это уменьшение истинного смысла жизни индивидов. Философия или политика пытаются классифицировать и классифицировать людей по групповым характеристикам, каждый со своими индивидуальными различиями. В Четыре укрепляющих дискурса, 1843 г. Кьеркегор говорит, что различия не важны, сходство с Богом - вот что приносит равенство.

В священных местах, при каждом созидательном взгляде на жизнь в душе человека возникает мысль, которая помогает ему вести добрую борьбу плотью и кровью, властью и властью, а также в борьбе за освобождение для равенства перед Богом, будь то эта битва больше представляет собой агрессивную войну против различий, которые хотят обременять его мирским фаворитизмом, или оборонительную войну против различий, которые хотят вызвать у него беспокойство в мирской гибели. Только в этом случае равенство является божественным законом, только в этом случае борьба является истиной, только в этом случае победа имеет силу - только тогда, когда отдельный человек борется за себя сам с собой внутри себя и без необоснованных предположений помогает всего мира, чтобы получить внешнее равенство, которое приносит очень мало пользы, тем более что его никогда не существовало, хотя бы по той или иной причине, кроме этой, все пришли бы поблагодарить его и стали бы неравными перед ним, только в этом случае равенство является божественным закон.

— Восемнадцать вдохновляющих бесед, Сорен Кьеркегор Хонг, стр. 143

Критика современности Кьеркегором, таким образом, связана с потерей того, что значит быть личностью. Современное общество способствует растворению того, что значит быть личностью. Благодаря производству ложный идол Что касается «публики», она отвлекает внимание от отдельных людей к массовой публике, которая теряется в абстракциях, общих мечтах и ​​фантазиях. В решении этой задачи ему помогают средства массовой информации и массовое производство продуктов, которые отвлекают его. Даже борьба за временное равенство отвлекает. В Произведения любви он написал:

Вызвать сходство между людьми в мире, распределить между людьми, если возможно, поровну, условия темпоральности - это действительно то, что в значительной степени заботит мирское. Но даже то, что мы можем назвать мирскими усилиями с благими намерениями в этом отношении, никогда не приходит к пониманию с христианством. Благие намерения мирской жизни остаются благочестивыми, если хотите, убежденными в том, что должно быть одно временное состояние, одно земное несходство - обнаруженное посредством расчетов и исследований или каким-либо другим способом, - то есть равенство.

— Произведения любви, 1847, Hong 1995, стр. 71–72, см. Стр. 61–90.

Хотя Кьеркегор нападает на «публику», он поддерживает сообщества:

В сообществе личность имеет решающее значение как предварительное условие формирования сообщества.… Каждый человек в сообществе гарантирует сообщество; публика - химера, численность - все ...

— Сорен Кьеркегор, Журналы^[6]

Пафос (страсть)

По Кьеркегору, чтобы постичь абсолют, разум должен радикально очистить себя от объективного содержания. Однако это радикальное опустошение поддерживает стремление к абсолюту. Кьеркегор называет это желание Страсть.^[16]

В соответствии с этой философией некоторые ученые установили сходство между Стоики идея Апатея и Субъективная Истина как высшая форма Мудрости. Для стоиков пафос (страсть) - это возмущение, которое человек должен преодолеть аналогично концепции Объективной истины Кьеркегора.^[17]

Согласно Кьеркегору, человеческое «я» желает того, что находится за пределами причина. Само желание, по-видимому, есть желание бесконечного, как однажды написал Платон. Даже желание размножаться, по мнению Платон, это своего рода желание бессмертие - то есть мы хотим жить во времени через наших детей и их детей. Эротическая любовь само по себе является примером этого стремления к чему-то за пределами чисто конечного. Это вкус того, что могло бы быть, если бы только оно могло продолжаться за пределами границ время и Космос. Как следует из аналогии, люди ищут нечто большее, чем здесь и сейчас. Однако остается вопрос: почему человеческий пафос или страсть - это самое дорогое? В некотором смысле это могло иметь отношение к нашему статусу экзистенциальных существ. Не мысль ведет нас по жизни - это действие; и то, что мотивирует и поддерживает действия, - это страсть, желание преодолеть невзгоды, боль и страдания. Это также страсть, которая позволяет нам умереть за идеалы во имя высшей реальности. В то время как ученый может рассматривать это как простую эмоцию или простое животное желание, Кьеркегор видит в этом то, что связано с источником самой жизни. Для Кьеркегора все христианские действия должны основываться на любви, а это страсть.

Если кто-то не желает учиться у христианства, чтобы правильно любить себя, он также не может любить ближнего. Он, возможно, может держаться вместе с другим или несколькими другими людьми, «сквозь все тонкости», как это называется, но это ни в коем случае не означает любовь к ближнему. Правильно любить себя и любить ближнего полностью соответствуют друг другу, по сути, это одно и то же. Когда закон как ты вырвал у вас самолюбие, которое христианство, к сожалению, должно предполагать быть в каждом человеке, тогда вы действительно научились любить себя. Таким образом, Закон таков: вы должны любить себя так же, как вы любите своего ближнего, когда вы любите его, как себя.

У кого есть знание Многие люди наверняка признают, что так же, как он часто хотел побудить их отказаться от себялюбия, ему также приходилось желать, чтобы их можно было научить любить себя. Когда хулиган тратит свое время и силы на службу тщетным, wikt: несущественный: несущественный преследований, не потому ли, что он не научился правильно себя любить? Когда легкомысленный человек кидается почти как ничтожество в безумие момента и ничего не делает из этого, не потому ли, что он не знает, как правильно любить себя?

Когда депрессивный человек желает избавиться от жизни, даже от самого себя, не потому ли, что он не желает серьезно и строго научиться любить себя? Когда кто-то сдается отчаяние потому что мир или другой человек вероломно оставили его преданным, в чем же тогда его вина (его невинные страдания здесь не упоминаются), кроме как неправильной любви к себе? Когда кто-то мучительно думает оказать Богу услугу, мучая себя, в чем его грех, кроме как нежелания любить себя должным образом? И если, увы, человек самонадеянно налагает на себя жестокие руки, то не в том его грех как раз в том, что он по праву не любит себя в том смысле, в котором человек должен любить себя?

О, в мире много говорят о предательстве и неверности, и, Боже, помоги нам, это, к сожалению, слишком правдиво, но все же давайте никогда из-за этого не забывать, что самый опасный предатель из всех - тот, кто человек имеет внутри себя. Это предательство, состоит ли оно в эгоистичной любви к себе или в эгоистичном нежелании любить себя правильным образом - это предательство, по общему признанию, секрет. Не поднимается крик, как это обычно бывает в случае предательства и неверности. Но не тем ли важнее, чтобы христианство снова и снова напоминало о том, что человек должен любить своего ближнего, как самого себя, то есть так, как он должен любить себя? … Вы должны любить - вот слово королевский закон.

— Произведения любви, Hong p. 22–24

На это также можно посмотреть с точки зрения смысла нашего существования. Зачем страдать от страданий людей, от боли и отчаяния - какой смысл все это может иметь? Для Кьеркегора нет смысла, если страсть, эмоции и воля людей не имеют божественного источника.

Страсть тесно связана с верой в мысли Кьеркегора. Вера ведь страсть - вот что заставляет людей искать реальность и истину в трансцендентном мире, хотя все, что мы можем знать интеллектуально, говорит против этого. Жить и умереть за веру, поставить на карту все, что у вас есть, и есть вера в то, что имеет более высокий смысл, чем что-либо в мире - это вера и страсть на высшем уровне.

Кьеркегор писал о задаче субъективного мыслителя в своей Заключительный ненаучный постскриптум. Гегель обожествлял интеллектуальный разум в его теологии, и Кьеркегор считал, что это приведет к объективация религии.

Есть старая пословица: oratio, tentatio, meditatio, faciunt theologum [молитва, испытание, размышление, сделайте богослова]. Точно так же для субъективного мыслителя воображение, чувство и диалектика в страстном существовании-вовнутрь необходимы. Но прежде всего страсть, потому что для существующего человека невозможно думать о существовании, не становясь страстным, поскольку существующее представляет собой колоссальное противоречие, от которого субъективный мыслитель не должен абстрагироваться, поскольку тогда это легко, но в котором он должен остаться. Согласно всемирно-исторической диалектике, индивидуумы исчезают в человечестве; в такой диалектике невозможно открыть вас и меня, отдельного существующего человеческого существа, даже если будут изобретены новые увеличительные стекла для бетона. Субъективный мыслитель - это диалектик ориентированный на экзистенциальный; у него есть интеллектуальная страсть, чтобы удержать качественное разделение. Но, с другой стороны, если качественная дизъюнкция используется прямо и просто, если она применяется совершенно абстрактно к индивидуальный человек существование, то можно подвергнуться смехотворному риску сказать что-то бесконечно решающее и оказаться правым в том, что он говорит, и при этом не сказать ни малейшего слова. Таким образом, в психологическом смысле действительно замечательно видеть абсолютную дизъюнкцию, обманчиво использованную просто для уклонения. Когда за каждое преступление выносится смертная казнь, в результате никакие преступления не наказываются. То же самое и с абсолютной дизъюнкцией, если применять ее прямо и просто; это похоже на молчаливую букву - ее нельзя произнести или, если ее можно произнести, она ничего не говорит. В субъективный мыслитель поэтому с интеллектуальным страсть абсолютная дизъюнкция как принадлежность к существованию, но он принимает ее как окончательное решение, которое не дает всему закончиться количественной оценкой. Таким образом, он легко доступен, но не таким образом, чтобы, абстрактно возвращаясь к нему, он просто расстраивал существование. Следовательно, субъективный мыслитель также эстетический страсть и этический страсть, благодаря которой приобретается конкретность. Все проблемы существования страстны, потому что существование, если человек становится сознательный в нем есть страсть. Думать о них, не обращая внимания на страсть, - значит вообще не думать о них, это значит забывать о том, что человек действительно является самим собой и существующей личностью. Однако субъективный мыслитель - не поэт, даже если он тоже поэт, не этик, даже если он еще и этик, но также диалектик и сам сущностно существует, тогда как существование поэта несущественно по отношению к стихотворению. точно так же этик относится к учению, а диалектик - к мысли. Субъективный мыслитель - не ученый-ученый; он - художник. Существовать - это искусство. Субъективный мыслитель достаточно эстетичен, чтобы его жизнь имела эстетическое содержание, достаточно этично, чтобы регулировать оно достаточно диалектично в мышлении, чтобы овладеть им. Задача субъективного мыслителя - понять себя в существовании.

— Заключительный ненаучный постскриптум, стр. 350–351

Субъективность

Йоханнес Климакус, в Заключительный ненаучный постскриптум к философским фрагментам, пишет следующую загадочную строку: "Субъективность есть Истина ». Чтобы понять концепцию Климака об индивиде, важно взглянуть на то, что он говорит о субъективности. Что такое субъективность? Говоря очень грубо, субъективность относится к тому, что является личным для человека - что делает человека кто он в отличии от других. Другой способ интерпретировать субъективность - это уникальный отношения между субъектом и объектом.

Иоганн Фихте писал аналогично о субъективности в своей книге 1799 года. Призвание человека:

Однако я должен напомнить моему читателю, что «Я», которое говорит в книге, не является самим автором, но он искренне желает, чтобы читатель сам принял этот характер, и чтобы он не ограничивался чисто историческим понимание того, что здесь сказано, но действительно и верно, во время чтения, поддерживать беседу с самим собой, обдумывать, делать выводы и формулировать решения, как его представитель в книге, и, своим собственным трудом и размышлениями, развивал свои собственные душой и созидайте в себе тот образ мышления, простая картина которого представлена ​​ему в работе.

— Призвание человека, Предисловие

Например, ученые и историки изучают объективный мир, надеясь выявить истину природы - или, возможно, истину история. Таким образом, они надеются предсказать, как будущее развернется в соответствии с этими законами. С точки зрения истории, изучая прошлое, человек, возможно, сможет выявить законы, которые определяют, как будут разворачиваться события, - таким образом человек может предсказывать будущее с большей точностью и, возможно, взять под контроль события, которые в прошлом, казалось, выходили за рамки контроль над людьми.

Во многом у Climacus не было проблем с наука или научные усилия. Он не игнорировал важность объективного знания. Однако там, где ученый или историк находит определенность, Климак очень точно отмечал, что это приводит к изменению науки по мере изменения инструментов наблюдения. Но особый интерес Климака был к истории. Его самые яростные нападения были направлены на тех, кто считал, что понимает историю и ее законы - и тем самым может установить, что такое истинное «я» человека. То есть предполагается, что, изучая историю, кто-то может узнать, кто он на самом деле как личность. Кьеркегор особенно обвинял философию Гегеля в том, что она стала жертвой этого предположения. Он объяснил это в Заключительный ненаучный постскриптум:

Это существующий дух кто спрашивает о правда, предположительно потому, что он хочет в нем существовать, но в любом случае спрашивающий сознательный быть существующим индивидуальным человеческим существом. Таким образом, я верю, что могу сделать себя понятным каждому греку и каждому рациональный человек. Если немецкий философ следует своей склонности к действию и сначала трансформирует себя в нечто сверхразумное, подобно тому как алхимики и маги фантазируют, чтобы ответить на вопрос об истине чрезвычайно удовлетворительным образом, это уже не имеет значения для меня, чем его удовлетворительный ответ, который, несомненно, чрезвычайно удовлетворителен - если человек фантастически одет. Но делает ли это немецкий философ или нет, может легко установить любой, кто с энтузиазмом концентрирует свою душу на желании позволить себе руководствоваться подобным мудрецом и некритически просто подчиняется его руководству, желая сформировать его. существование в соответствии с ним. Когда человек как ученик с энтузиазмом относится таким образом к такому немецкому профессору, он составляет над ним великолепнейшую эпиграмму, потому что такой спекулянт не обслуживается честным и восторженным рвением ученика к выражению и достижению, к экзистенциальному присвоению своего мудрость, поскольку эта мудрость есть кое-что, что есть у господина профессора. воображаемый и написал книги о себе, но никогда не пытался. Ему даже в голову не пришло, что это нужно делать. Подобно клерку, который, полагая, что его дело сводится к тому, чтобы просто писать, писал то, что сам не мог прочитать, так есть спекулятивные мыслители, которые просто пишут и пишут то, что, если его можно прочитать с помощью действия. , если можно так выразиться, оказывается чепухой, если только не предназначен только для фантастических существ.

— Заключительный ненаучный постскриптум, п. 191

Гегель хотел философствовать о христианстве, но не собирался когда-либо становиться христианином. Для Климака человек познает, кто он такой, благодаря глубоко личному и страстному стремлению к тому, что придаст смысл его жизни. Как существующий человек, который должен смириться с повседневной жизнью, преодолеть ее препятствия и неудачи, который должен жить и умереть, отдельный человек имеет жизнь, которой никто другой никогда не будет жить. Имея дело с тем, что приносит ему жизнь, человек должен столкнуться с ними со всеми своими психофизическими ресурсами.

Субъективность - это то, что есть у человека - и ни у кого другого. Но что значит иметь что-то подобное? Это нельзя понимать так же, как наличие машина или банковский счет. Это значит быть кем-то, кто кем-то становится - это значит быть человеком с прошлым, настоящим и будущим. Ни у кого не может быть личного прошлого, настоящего или будущего. Разные люди переживают их по-разному - эти переживания уникальны, ни у кого больше. Наличие прошлого, настоящего и будущего означает, что человек является существующей личностью - что человек может находить смысл во времени и существуя. Индивиды не мыслят себя существующими, они рождаются. Но однажды родившись и достигнув определенного возраста, человек начинает делать выбор в жизни; теперь этот выбор может быть за ним, его родителями, обществом и т. д. Важным моментом является то, что для существования индивид должен делать выбор - индивид должен решать, что ему делать в следующий момент и в будущем. То, что выбирает человек и как он выбирает, будет определять, кем и чем он является - для себя и для других. Киргегард так выразился Произведения любви, 1847:

Мы действительно не хотим преждевременно делать молодого человека высокомерным и учить его судить о мире. Не дай бог, чтобы все, что мы говорим, могло способствовать развитию у человека этой болезни. В самом деле, мы думаем, что должны сделать его жизнь так напряженно внутренне, чтобы с самого начала ему было о чем подумать, потому что это, без сомнения, болезненная ненависть к миру, который, возможно, без учета огромной ответственности, хочет быть преследуемый. Но, с другой стороны, мы также действительно неохотно обманываем молодых людей, подавляя трудности и подавляя их в тот самый момент, когда мы пытаемся рекомендовать христианство, поскольку именно в этот момент мы говорим. Мы полагаемся на то, что смело осмелились восхвалять христианство, с добавлением того, что в мире его награда, мягко говоря, неблагодарность. Мы считаем своим долгом постоянно говорить об этом заранее, чтобы иногда мы не восхваляли христианство, упуская то, что по сути является трудным, а в других случаях, возможно, в связи с конкретным текстом, приводя несколько причин. комфорта для человека, испытанного в жизни. Нет, как раз тогда, когда христианство превозносится сильнее всего, необходимо одновременно подчеркивать и эту трудность. (….) С христианской точки зрения мировая оппозиция находится в существенном отношении к внутреннему миру христианства. Более того, человек, выбирающий христианство, должен в этот самый момент иметь представление о его сложности, чтобы он мог знать, что он выбирает.

— Произведения любви, Hong 1995, стр. 193–194.

Цель жизни, согласно Сократ, это познать самого себя. Познание себя означает осознание того, кто ты есть, кем можешь быть и кем быть не может. Кьеркегор использует ту же идею, которую Сократ использовал в своих сочинениях. В своей книге 1847 года он задает тому, кто хочет быть отдельным человеком, следующие вопросы: Укрепление бесед в различных духах:

Каждый должен дать отчет Богу как личность; царь должен отчитываться перед Богом как отдельная личность, а самый несчастный нищий должен отчитываться перед Богом как отдельная личность - чтобы кто-нибудь не проявил высокомерие из-за того, что он больше, чем отдельная личность, чтобы кто-нибудь в унынии не подумал, что он не личность, возможно потому что в повседневной жизни у него даже нет имени, а обозначается только числом. На самом деле, что еще представляет собой счет вечности, чем то, что голос совести навечно установлен в своем вечном праве быть единственным голосом! ... Живете ли вы теперь таким образом, что осознаете, что являетесь отдельным человеком и тем самым осознавая свою вечную ответственность перед Богом; живете ли вы таким образом, что это осознание может обрести время, спокойствие и свободу, чтобы уйти от жизни, от почетного занятия, от счастливой семейной жизни - напротив, это осознание будет поддерживать, преображать и освещать ваше поведение в жизни отношения жизни. Вы не должны уходить и сидеть в раздумьях над своим вечным отчетом, в результате чего вы только берете на себя новую ответственность. Вы будете находить все больше и больше времени для своих обязанностей и задач, а забота о своей вечной ответственности будет удерживать вас от занятости и от активного участия во всем возможном - занятии, которое лучше всего можно назвать пустой тратой времени ... приняли решение о том, как вы хотите выполнять свою работу, или вы постоянно занимаетесь двумя мыслями, потому что хотите быть в согласии с толпой? Вы придерживаетесь своей ставки, не вызывающе, не уныло, а вечно озабоченно; Вы, без изменений, продолжаете делать ставки на одно и то же и хотите покупать только одно и то же, в то время как условия по-разному меняются? ... Вы не скрываете в своей душе ничего подозрительного, чтобы вам все равно хотелось, чтобы все было по-другому, чтобы вы осмелились, как грабитель, забрать себе награду, осмелились бы выставить напоказ, осмелились бы указать на нее; чтобы вы пожелали, чтобы невзгоды не существовали, потому что они сдерживают в вас эгоизм, который, хотя и подавляется, но по глупости вводит вас в заблуждение, заставляя думать, что, если вам повезет, вы сделаете что-то хорошее, о чем стоит говорить, вводит вас в заблуждение. забывая, что набожный мудрый человек не желает несчастья, когда оно постигает его, потому что он, очевидно, не может знать, действительно ли это может быть плохо для него, в забвение, что набожный мудрый человек одерживает свою самую прекрасную победу, когда могущественный, который преследовал его, хочет как говорится, чтобы пощадить его, и мудрый отвечает: Я не могу безоговорочно желать этого, потому что я не могу точно знать, может ли преследование действительно быть для меня благом. Вы делаете добро только из-за страха наказания, так что вы хмуритесь, даже когда желаете добра, так что во сне по ночам вы желаете, чтобы наказание и в той степени также и добра, и в ваших мечтах обманываете себя думая, что рабским умом можно служить добру?

— Укрепление бесед в различных духах, 1847, Hong, стр. 127–140

Субъективность приходит с осознанием себя как себя. Он включает в себя эмоциональные и интеллектуальные ресурсы, с которыми рождается человек. Субъективность - это то, чем является человек как человеческое существо. Теперь проблема субъективности состоит в том, чтобы решить, как выбирать - какие правила или модели будет использовать человек, чтобы сделать правильный выбор? Какой правильный выбор? Кто правильно определяет? Чтобы быть истинной личностью, быть верным самому себе, его действия должны каким-то образом выражаться так, чтобы они описывали, кем и чем он является для себя и для других. Проблема, согласно Кьеркегору, состоит в том, что мы должны выбирать, кем и чем мы будем руководствоваться, исходя из субъективных интересов - индивид должен делать выбор, который будет что-то значить для него как для разумного, чувствующего существа.

Кьеркегор решил подойти к Древо познания добра и зла для себя, заменив Адам, и сделать его выбор в присутствии Бога, где никого не было, чтобы обвинить или судить его, кроме его Создателя. Это то, что он заставил сделать Авраама Страх и трепет. Вот как, по мысли Кьеркегора, происходит познание самого себя. Вот где отдельный человек узнает о чувство вины и невиновность. Его книга, Концепция беспокойства, проясняет, что Адам действительно обладал знанием, когда делал свой выбор, и это было знание свободы. Был запрет, но была свобода, и Ева и Адам решили ее использовать.

В Киркегор смысла, чисто теологические утверждения субъективные истины и они не могут быть ни проверены, ни опровергнуты наукой, то есть объективным знанием.^[18] Для него выбор за или против определенной субъективной истины - чисто произвольный выбор.^[18] Он называет скачок от объективного знания к религиозной вере. прыжок веры, поскольку это означает субъективное принятие утверждений, которые не могут быть рационально оправданы.^[18] Для него христианская вера - это результат траектории, инициированной такими выборами, которые не имеют и не могут иметь рационального основания (что означает, что причина ни за, ни против принятия такого выбора).^[18] С объективной точки зрения чисто теологические утверждения не являются ни истинными, ни ложными.^[18]

Три этапа жизни

Ранние американские исследователи Кьеркегора пытались уменьшить сложность авторства Кьеркегора, сосредоточив внимание на трех уровнях индивидуального существования, которые вскользь названы одним из псевдонимов Кьеркегора, Иоганном Климакусом, который писал: Заключительный ненаучный постскриптум. Хотя стадии представляют собой лишь один из способов интерпретации мысли Кьеркегора, они стали популярным способом представления его авторства.^{[нужна цитата ]} В континентальных европейских кругах теория сцены никогда не приживалась таким же образом. Это типично то, о чем Кьеркегор говорил на протяжении всей своей писательской карьеры. «Ранние американские ученые» и «европейские круги» обозначают разногласия относительно написания его работ. Он был против «отражения себя от реальности» и разделения «мира духа», потому что мир духа нельзя разделить объективно. Гегель писал о своих этапах в своей книге: Лекции по философии религии Кьеркегор ответил в своем Ненаучном постскриптуме к философским фрагментам 1846 года:

Эти стадии можно сравнить со стадиями веков человека. Ребенок все еще пребывает в первичном непосредственном единстве воли с природой, представляя как его собственную природу, так и природу, которая его окружает. Вторая стадия, юность, когда индивидуальность находится в процессе обретения независимости, - это живая духовность, жизненная сила Духа, которая, хотя и не ставит перед ней конца, движется вперед, имеет стремления и проявляет интерес ко всему, что приходит ей на ум. путь. Третий - возраст зрелости; это период работы для определенной цели, которой человек подчиняется, которой он посвящает свою энергию. Наконец, старость можно рассматривать как последнюю стадию, на которой, имея всеобщее перед собой как конец и признавая эту цель, повернул назад от частных интересов жизни и труда к универсальной цели, абсолютной конечной цели и как бы собрались вместе из широких и разнообразных интересов актуального внешнего существования и сконцентрировались в бесконечных глубинах своей внутренней жизни. Таковы определения, которые логически вытекают из природы понятия. В конце станет очевидно, что даже изначальная непосредственность не существует как непосредственность, а есть нечто постулируемое. Сам ребенок является чем-то порожденным.

— Георгий Вильгельм Фридрих Гегель, Лекции по философии религии том 1 перевел преподобный Э. Б. Спейерс, 1895 г., 266ff^[19]

В мире духа разные этапы не похожи на города в путешествии, о которых путешественник вполне может сказать прямо, например: «Мы покинули Пекин, приехали в Кантон и были в Кантоне четырнадцатого. Такой путешественник меняет местами, а не сам; и поэтому для него нормально упомянуть и описать изменение в прямой, неизменной форме. Но в мире духа изменить место - значит измениться самому, и там вся прямая уверенность в том, что сюда попал, и есть попытка a la Munchausen. Сама презентация демонстрирует, что человек достиг того далекого места в мире духа. ... псевдоним автор и я вместе с ними были все субъективный. Я не прошу ничего лучше, чем быть известным в нашем цель раз как единственный человек, который не мог быть объективным. Эта субъективность, внутренность - это истина, что существование является решающим фактором, что это был путь к христианству, что и есть внутренность, но, пожалуйста, заметьте, не всякую внутренность, поэтому на предварительных этапах определенно нужно было настаивать. - это была моя идея, я подумал, что обнаружил подобное усилие в писаниях под псевдонимом, и я попытался прояснить свою интерпретацию их и их отношение к моим Фрагменты.

— Сорен Кьеркегор, Заключительный ненаучный постскриптум к философским фрагментам, 1846, Гонконгский перевод 1992 г.

Согласно одной популярной интерпретации теории стадии, каждый из так называемых уровней существования охватывает тех, кто находится ниже него: например, этичный человек по-прежнему способен к эстетическому наслаждению, а религиозный человек по-прежнему способен к эстетическому наслаждению и этическому долгу. Разница между этими образами жизни внутренняя, а не внешняя, и поэтому нет никаких внешних признаков, по которым можно было бы определить, на каком уровне живет человек. Эти внутренние и внешние отношения обычно определяются человеком, когда он смотрит на других, чтобы оценить свои действия, Кьеркегор считал, что нужно смотреть на себя, и в этих отношениях смотреть на Христа как на пример, а не на других, потому что чем больше вы смотрите на других, тем меньше вы видите себя. Это упрощает унижение ближнего, вместо того, чтобы любить его. Но нужно любить того, кого видишь, а не того, кого хочешь видеть. Либо любите человека, которого вы видите, таким, какой он есть, либо перестаньте говорить о любви ко всем.^[20]

Назад к Этапы. Он заметно отличается от Либо / Или по тройное разделение. Есть три стадии: эстетическая, этическая, религиозная, но не Абстрактные как непосредственное опосредованное единство, но конкретное в квалификации категорий существования как удовольствие-погибель, действие-победа, страдание. Но, несмотря на это разделение на три части, книга тем не менее является либо / либо. То есть этическая и религиозная стадии имеют существенное отношение друг к другу. Неадекватность Либо / Или просто работа закончилась этично, как было показано. В Этапы это было прояснено, и религиозное остается на своем месте. .... История страданий; страдание - это религиозная категория. В Этапы эстет больше не умный парень, часто посещающий гостиную Б. - обнадеживающий мужчина и т. д., потому что он все еще остается лишь возможностью; нет, он существует [существующий]. «Это в точности то же самое, что и Либо / Или». Константин Констанций и молодой человек помещены вместе в Quidam эксперимента. (Юмор передовой.)

— Заключительный ненаучный постскриптум, Хонг, п. 294, Журналы Сёрена Кьеркегора, VIB 41:10

В этом смысле любовь Христа к Петру была безграничной: любя Петра, он достиг любви к человеку, которого видит человек. Он не сказал: «Пётр сначала должен измениться и стать другим человеком, прежде чем я смогу снова полюбить его». Нет, он сказал прямо противоположное: «Питер - это Питер, и я люблю его. Моя любовь, если что-нибудь поможет ему стать другим человеком». Поэтому он не разорвал дружбу, чтобы, возможно, возобновить ее, если бы Петр стал другим человеком; нет, он сохранил дружбу неизменной и тем самым помог Петру стать другим человеком. Вы думаете, что Петр был бы снова завоеван без верной дружбы Христа? Но так легко быть другом, когда это означает не что иное, как просить что-то конкретное у друга и, если друг не отвечает на просьбу, позволить дружбе прекратиться, пока она, возможно, не начнется снова, если он ответит на запрос. Это отношения дружбы? Кто ближе к помощи заблудшему, чем тот, кто называет себя его другом, даже если оскорбление совершено против друга! Но друг отстраняется и говорит (действительно, это как если бы говорил третий человек): Когда он станет другим человеком, тогда, возможно, он снова станет моим другом. Мы не далеки от того, чтобы считать такое поведение великодушным. Но на самом деле мы далеки от того, чтобы сказать о таком друге, что в любви он любит человека, которого видит. Любовь Христа была безграничной, как и должно быть, чтобы это исполнилось: в любви любить человека, которого видишь. Это очень легко понять. Как бы сильно и как бы ни изменился человек, он все равно не изменится так, чтобы стать невидимым. Если это - невозможное - не так, то, конечно, мы видим его, и долг - любить человека, которого видит. Обычно мы думаем, что если человек существенно изменился к худшему, то он изменился настолько, что мы не можем любить его. Но христианство спрашивает: можно ли из-за этой перемены больше его не видеть? Ответ на это должен быть следующим: конечно, я могу его видеть; Я вижу, что его больше не стоит любить. Но если вы видите это, тогда вы на самом деле не видите его (что вы, конечно, не можете отрицать, что делаете в другом смысле), вы видите только недостойность и несовершенство и тем самым признаете, что когда вы любили его, вы не видели ему в другом смысле, но просто видели его превосходство и совершенства, которые вам нравились.

— Произведения любви (1847), Hong 1995, стр. 172–173

Когда человек, которому принадлежит возможное, в равной степени относится к двойственности возможного, мы говорим: он ожидает. Ожидание содержит в себе ту же двойственность, что и возможное, а ожидать - значит относиться к возможному чисто и просто как таковому. Затем отношения разделяются в зависимости от того, как выбирает ожидающий. Ожидательно относиться к возможности добра - значит надеяться, что по этой самой причине не может быть каким-то временным ожиданием, а является вечной надеждой. Относить свое ожидание к возможности зла - значит бояться. Но ожидают и тот, кто надеется, и тот, кто боится. Однако как только выбор сделан, возможность меняется, потому что возможность добра вечна. Только в момент контакта двойственность возможного равна; поэтому, приняв решение выбрать надежду, человек решил бесконечно больше, чем кажется, потому что это вечное решение. Люди думают, что они говорят с большим опытом в делении жизни человека на определенные периоды и возрасты, а затем называют первый период возраст надежды или возможностей. Какая чепуха! Таким образом, говоря о надежде, они полностью упускают из виду вечное и все же говорят о надежде. Но как это возможно, если надежда связана с возможностью добра и, следовательно, с вечным! С другой стороны, как можно говорить о надежде так, чтобы она была привязана к определенному возрасту! Несомненно, вечное простирается на всю жизнь, и надежда есть и должна быть до конца; тогда нет периода, который был бы временем надежды, но вся жизнь человека должна быть временем надежды! А потом они думают, что говорят о надежде, упраздняя вечное, с большим опытом.

— Произведения любви (1847), Hong 1995, стр. 249–251

Этап первый: эстетический

Кьеркегора интересовало эстетика, и его иногда называют «поэтом-философом» из-за страстного подхода к философия. Но часто говорят, что он заинтересован в демонстрации неадекватности жизни, прожитой исключительно на эстетическом уровне. В авторстве Кьеркегора эстетическая жизнь определяется множеством различных способов, включая жизнь, определяемую интеллектуальным наслаждением, чувственным желанием и склонностью интерпретировать себя так, как если бы он находился «на сцене». Есть много степеней этого эстетического существования, поэтому трудно дать одно определение. В сущности, можно увидеть чисто нерефлексивный образ жизни. Наверху мы можем найти те жизни, которые проживают рефлексивно, независимо, критически и социально апатично. Но многие интерпретаторы Кьеркегора полагают, что большинство людей живут в наименее рефлексивной эстетической стадии, их жизнь и деятельность направляются повседневными задачами и заботами. Рефлексивными являются люди с эстетической ориентацией. Знают ли такие люди об этом или нет, их жизнь неминуемо приведет к полному отчаянию. Автор Кьеркегора А это пример человека, живущего эстетической жизнью.

Вы любите случайное. Улыбка красивой девушки в интересной ситуации, украденный взгляд - вот что вы ищете, это мотив вашей бесцельной фантазии. Вы, всегда гордящиеся тем, что являетесь наблюдателем, должны, в свою очередь, смириться с тем, чтобы стать объектом наблюдения. Ах, ты странный парень, то ребенок, то старик; в один момент вы самым серьезным образом думаете о самых важных научных проблемах, о том, как вы посвятите им свою жизнь, а в следующий раз вы - влюбленный дурак. Но вы далеки от брака.

— Либо / Или Часть II п. 7–8

Только подумайте, ваша жизнь проходит; для вас тоже время в конце концов придет даже для вас, когда ваша жизнь подходит к концу, когда вам больше не будут показаны какие-либо дальнейшие возможности в жизни, когда останется одно воспоминание, воспоминание, но не в том смысле, в котором вы любите это так много, эта смесь вымысла и правды, но искреннее и верное воспоминание вашей совести. Помните, что он не разворачивает для вас список - по-видимому, не реальных преступлений, а растраченных впустую возможностей, фотографий вскрытия, от которых вам будет невозможно уехать. В интеллектуальный ловкость, которой вы обладаете, очень подходит для молодежи и на время отвлекает взор. Мы с удивлением видим клоуна, суставы которого настолько расслаблены, что исчезают все ограничения, связанные с походкой и позой человека. Вы такие же в интеллектуальном смысле; вы можете стоять на голове так же хорошо, как и на ногах. Все возможный для вас, и вы можете удивить себя и других этой возможностью, но это нездорово, и для вашего собственного душевного спокойствия я прошу вас остерегаться, чтобы то, что является преимуществом для вас, не превратилось в проклятие. Ни один человек, имеющий убеждения, не может по своему усмотрению перевернуть себя и все с ног на голову. Поэтому я не предостерегаю вас от мира, но против вас самих, а мир против вас.

— Либо / Или II, Hong p. 16

Этап второй: этический

Второй уровень существования - этический. Именно здесь человек начинает принимать истинное направление в жизни, осознавая и лично неся ответственность за хороший и зло и формирование приверженности себе и другим. Действия человека на этом уровне существования имеют последовательность и согласованность, которых им не хватало в предыдущей сфере существования. Для многих читателей Кьеркегора этика является центральной. Он призывает каждого человека учитывать свою жизнь и тщательно анализировать свои действия с точки зрения абсолютной ответственности, что Кьеркегор называет покаяние. Если мы сравним идею Кьеркегора об этике с ведической системой четырех целей жизни, эта этическая система, вероятно, больше всего коррелирует с Дхарма - следование той или иной религии, своду правил, законов и т. Д. (Индуисты называют любую религию «дхармой», хотя дхарма также является закон ).

Он раскаивается снова в себе, обратно в семью, снова в гонку, пока не обнаруживает себя в Боге. Только при этом условии он может выбирать себя. И это единственное условие, которое он хочет, потому что только так он может выбрать себя полностью. ... Я раскаиваюсь во всем существовании. Покаяние конкретно выражает, что зло по сути принадлежит мне, и в то же время выражает, что оно по существу не принадлежит мне. Если зло во мне не принадлежало мне, я не мог выбрать его; но если бы во мне было что-то, что я не мог бы выбрать абсолютно, то я бы вообще не выбирал себя абсолютно, тогда я сам был бы не абсолютом, а всего лишь продуктом. ... Это признак хорошо воспитанного ребенка, когда он извиняется, не слишком задумываясь о том, правильно это или нет, и также это признак возвышенного человека и глубокой души. если он склонен к покаянию, если он не судится с Богом, но раскаивается и любит Бога в своем покаянии. Без этого его жизнь - ничто, только пена. ... Либо / Или Я поставил вопрос между эстетической и этической жизнью - это не безоговорочная дилемма, потому что на самом деле это вопрос только одного выбора. Посредством этого выбора я действительно выбираю между добром и злом, но я выбираю добро, я выбираю eo ipso выбор между добром и злом. Первоначальный выбор всегда присутствует в каждом последующем выборе.

— Либо / Или Часть II, Hong, p. 216–217, 224, 237–238, 219

«Судья Вильгельм», автор псевдонима Либо / Или и голос, определяющий этическое сознание, утверждает, что обязательство брать на себя ответственность за свой собственный выбор должно приниматься индивидуально. Принятие на себя ответственности за различные отношения, в которых находится индивид, - это возможность, открытая для каждого человека, но из этого не следует, что каждый человек выбирает это как нечто само собой разумеющееся. Смысл жизни человека для Вильгельма зависит от того, как он берет на себя ответственность за свои нынешние и будущие выборы и как он берет на себя ответственность за уже сделанный выбор. Согласно Вильгельму, этически управляемый человек берет на себя ответственность за прошлые поступки, хорошие и плохие, стремится к последовательности и серьезно относится к обязательству жить страстно и преданно.

Христианский Бог - это дух, а христианство - это дух, и есть разлад между плотью и духом, но плоть - это не чувственное, а эгоистичное. В этом смысле даже духовное может стать чувственным - например, если человек напрасно принимает свои духовные дары, он становится плотским. И, конечно, я знаю, что христианину не обязательно, чтобы Христос был красив физически; и это было бы печально - по причине, отличной от той, которую вы называете, - потому что, если бы красота была чем-то существенным, как бы верующий хотел увидеть его; но из всего этого отнюдь не следует, что чувственное уничтожается в христианстве. Первая любовь содержит в себе элемент красоты, а радость и полнота чувственного и невинного вполне могут быть уловлены христианством. Но позвольте нам остерегаться одного - неправильного поворота, более опасного, чем тот, которого вы хотите избежать; давайте не становимся слишком духовными.

— Либо / Или Часть II стр. 50

Вопрос заключается в следующем: можно ли реализовать эту любовь? Признав все до этого момента, вы, возможно, скажете: «Что ж, осуществить брак так же сложно, как осуществить первую любовь». На это я должен ответить: нет, потому что в браке действует закон движения. Первая любовь остается нереальной в себе который никогда не приобретает внутренней субстанции, потому что движется только во внешней среде. С этической и религиозной точки зрения супружеская любовь имеет возможность внутренней истории и так же отличается от первой любви, как историческое от неисторического. Эта любовь сильна, сильнее всего мира, но в тот момент, когда она сомневается, она уничтожается; это похоже на лунатика, который может пройти самые опасные места с полной безопасностью, но падает вниз, когда кто-то зовет его по имени. Супружеская любовь вооружена, ибо в намерении не только внимание направлено на окружающий мир, но и воля направлена ​​на себя, на внутренний мир.

— Либо / Или Часть II, стр. 94

Сам выбор имеет решающее значение для содержания личности: через выбор личность погружается в то, что выбирается, а когда она не выбирает, она увядает в атрофии. ... Представьте себе капитана корабля в момент, когда нужно изменить направление; тогда он может сказать: я могу сделать то или это. Но если он не посредственный капитан, он также будет осознавать, что все это время корабль несется вперед со своей обычной скоростью, и поэтому есть только один момент, когда не имеет значения, делает ли он то или это. Точно так же и с человеком - если он забывает принять во внимание скорость - в конце концов наступает момент, когда это уже не вопрос Либо / Или, не потому, что он выбрал, а потому, что он воздержался от этого, что также можно выразить словами: «Потому что другие выбрали его» или потому, что он потерял себя.

— Либо / Или Часть II, стр. 163–164

Третий этап: религиозный

Этические и религиозный тесно связаны: человек может быть этически серьезным, не будучи религиозным, но религиозная стадия включает в себя этическую. Принимая во внимание, что жизнь в этической сфере предполагает приверженность некоторым моральный абсолют, жизнь в религиозной сфере предполагает приверженность христианскому Богу и отношение к нему. Кьеркегор объяснил это в Заключительный ненаучный постскриптум так:

Йоханнес Соблазнитель заканчивается Тезис эта женщина - только момент. Это, в общем смысле, основной эстетический тезис о том, что момент - это все, и до такой степени, в свою очередь, по существу ничто, точно так же, как Изысканный тезис о том, что все верно, состоит в том, что все верно В целом концепция время является решающим элементом во всех точках зрения, вплоть до парадокса, который парадоксальным образом подчеркивает время. В той мере, в какой время акцентируется, в той же степени есть движение от эстетического, метафизический, в этический, религиозные, и Христианин -религиозный. Там, где заканчивается Иоганн Соблазнитель, начинается Судья: красота женщины увеличивается с годами. Здесь время акцентируется этически, но все же не таким образом, чтобы исключить возможность вывода воспоминаний из существование в вечный.

— Заключительный ненаучный постскриптум, п. 298–299

Если бы такой человек, как Кант, стоявший на вершине научной стипендии, сказал бы, имея в виду доказательства существования Бога: «Ну, я ничего не знаю об этом, кроме того, что мой отец сказал мне, что это так, - это смешно. и на самом деле говорит о демонстрациях больше, чем вся книга, если книга об этом забывает.

— Заключительный ненаучный постскриптум, п. 552–553

Псевдонимы Кьеркегора, говорящие о теории стадии, считают религию высшей стадией человеческого существования. В одном из обсуждений религиозной жизни один из псевдонимов Кьеркегора, Иоганн Лествичник, различает два типа на этой стадии, которые были названы Религиозность A и Религиозность B.^[21] Один тип символизируется Греческий философ Сократ, чье страстное стремление к истине и индивидуальная совесть вступили в конфликт с его обществом. Другой тип религиозности характеризуется осознанием того, что личность грешный и является источником неправды. Со временем, через откровение и в прямой связи с парадокс то есть Иисус, человек начинает видеть, что его или ее вечное спасение зиждется на парадоксе -Бог трансцендентный, приходя во время в человеческой форме, чтобы искупить людей. По мнению Кьеркегора, сама идея этого происшествия возмутительна для человеческого разума - на самом деле, так и должно быть, а если это не так, то никто по-настоящему не понимает Воплощение ни смысл человеческой греховности. Для Кьеркегора стремление к осознанию трансцендентной силы вселенной - это то, что есть религия. Религия имеет социальное и индивидуальное (не только личное) измерение. Но это начинается с человека и его или ее осознания своей греховности. Вот несколько цитат Кьеркегора, в которых он обсуждает свою концепцию греха.

Противостояние грех / вера - это христианское, которое трансформирует все этические концепции по-христиански и извлекает из них еще один отвар. В основе противостояния лежит решающая христианская спецификация: перед Богом; и это, в свою очередь, имеет решающую христианскую характеристику: абсурд, парадокс, возможность оскорбления. И крайне важно, чтобы это демонстрировалось в каждой характеристике христианина, поскольку оскорбление является христианской защитой от всей спекулятивной философии. В чем же тогда мы находим возможность оскорбления? В том, что человек должен иметь реальность своего существа, как конкретное человеческое существо, непосредственно перед Богом, и, соответственно, опять же, и тем же самым образом, этот человеческий грех должен беспокоить Бога. Представление о единственном человеческом существе перед Богом никогда не приходит в голову умозрительным мыслям; он лишь фантастически универсализирует конкретного человека в человеческий род. Именно по этой причине неверующее христианство пришло к мысли, что грех есть грех, что его нет ни здесь, ни там, будь он перед Богом. Другими словами, он хотел избавиться от определения «перед Богом» и с этой целью изобрел новую мудрость, которая, тем не менее, как ни странно, была не больше и не меньше того, чем обычно является высшая мудрость - старым язычеством.

— Болезнь к смерти, Hannay, 1989, стр. 115

Доступ возможен только через осознание греха; хотеть вступить на путь любой другой дорогой - это государственная измена христианству. … Простая душа, смиренно признающая себя грешником, себя лично (отдельная личность), совсем не нуждается в изучении всех трудностей, которые возникают, когда человек не является ни простым, ни смиренным. ... В той мере, в какой христианство, ужасающее, восстанет против него и превратится в безумие или ужас, пока он либо не научится отказываться от христианства, либо - с помощью чего угодно, только не научной пропедевтики, апологетики и т. Д., С помощью страданий раскаявшаяся совесть соразмерно своей нужде - учится входить в христианство узким путем, через сознание греха.

— Практика в христианстве, Hong, 1991, стр. 67–68

Мысли Кьеркегора о других философах

Кьеркегор и Фихте

Фихте

Кьеркегор много писал о Иоганн Готлиб Фихте в его диссертации Концепция иронии^[22] а также в его первой книге De omnibus dubitandum est, написанная под псевдонимом Johannes Climacus, и его журналы. Фихте написал книгу Призвание человека (1800 г.), которые призывали к прогрессу в жизни человека от сомнения к знанию, а затем к вере. De omnibus dubitandum est исходит от Декарта и означает, что во всем следует сомневаться. И Кьеркегора, и Фихте интересовала идея начать с сомнения, а также с субъективности. Кьеркегор писал: «У Фихте субъективность стала свободной, бесконечной, отрицательной. Но для того, чтобы субъективность вышла из этого движения пустоты, в котором она двигалась в бесконечной абстракции, ее нужно было отрицать; чтобы мысль стала актуальной, он должен был стать конкретным ».^[23]

Вся наша эпоха пропитана формальным стремлением. Это то, что привело нас к игнорированию конгениальности и подчеркиванию симметричной красоты, к предпочтению условных, а не искренних социальных отношений. Именно это стремление обозначается, говоря словами другого автора, попытками Фихте и других философов построить системы с помощью остроты ума и Робеспьер попытка сделать это с помощью гильотины; это то, что встречает нас в плавных стихах наших поэтов и в музыке Обера, и, наконец, это то, что вызывает множество революций в политическом мире. Я полностью согласен со всей этой попыткой цепляться за форму, поскольку она продолжает оставаться средством, через которое мы получаем идею, но не следует забывать, что именно идея должна определять форму, а не форма, которая определяет форму. идея. Следует иметь в виду, что жизнь - это не что-то абстрактное, а нечто чрезвычайно индивидуальное. Мы не должны забывать, что, например, с позиции непосредственности поэтического гения форма есть не что иное, как возникновение идеи в мире, и что задача рефлексии состоит только в том, чтобы исследовать, получила ли идея идея или нет. соответствующая форма. Форма - не основа жизни, но жизнь - основа формы. Представьте себе, что человек, давно увлеченный греческим образом жизни, приобрел средства, чтобы построить здание в греческом стиле и домашнее хозяйство в греческом стиле - будет ли он удовлетворен или нет, будет весьма проблематично, или он скоро предпочтет другую форму. просто потому, что он недостаточно проверил себя и систему, в которой жил. Но точно так же, как прыжок назад ошибочен (что-то, что возраст, в целом, склонен признать), так и прыжок вперед неверен - и то, и другое потому, что естественное развитие не происходит скачками, а жизненная серьезность вызывает иронию. каждый такой эксперимент, даже если он мгновенно увенчается успехом.

— Журналы, Наша журналистская литература, 28 ноября 1835 г.

Кьеркегор и Гегель

Гегель

Многие философы считают, что одним из величайших вкладов Кьеркегора в философию является его критика Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Действительно, многие работы Кьеркегора написаны в ответ или как критика Гегеля. Хотя Кьеркегор подверг резкой критике некоторые аспекты гегелевской философии, его работа также показывает, что он также находился под положительным влиянием Гегеля и уважал самого Гегеля.

Теперь все пришло в движение, и обычно это также включает в себя популяризацию системы -на систему притока физики он овладевает всеми людьми. Как Кант трактовался в свое время, хорошо известно, и поэтому мне нужно только упомянуть бесконечную массу лексиконов, резюме, популярных представлений и объяснений для обывателей и т. д. философ, кто из-за его строгой формы, скорее всего, потребует молчания? Разве логическая троица не была продвинута самым смехотворным образом? И поэтому меня не удивило, что мой сапожник обнаружил, что это можно применить и к созданию обуви, поскольку, как он замечает, диалектика, которая всегда является первым этапом жизни, находит свое выражение даже здесь, как бы незначительно это ни было может показаться в писке, который наверняка не ускользнул от внимания более глубокого психолога-исследователя. Единство, однако, появляется только позже, и в этом отношении его туфли намного превосходят все другие, которые обычно распадаются в диалектике, единство, достигшее наивысшего уровня в той паре ботинок, которые Карл XII носил во время своей знаменитой поездки, и поскольку он был ортодоксальный сапожник исходил из тезиса о том, что непосредственное (ноги без обуви - обувь без стопы) есть чистое абстракция и принял его [диалектическое] как первую ступень в развитии. А теперь наш современный политики! Верно взяв Гегеля, они показали поразительный пример того, как можно служить двум господам, поскольку их революционное стремление сочетается с жизненным мировоззрением, которое является лекарством от него, прекрасным средством для устранения части иллюзий, которые необходимо для поощрения их фантастических устремлений. И актуальность явление несомненно, нельзя будет отрицать, если вспомнить, что слова «немедленное или спонтанное единство» так же обязательно встречаются в каждом научно-академическом трактате, как брюнетка или блондинка в каждом хорошо организованном романтическом доме. В счастливую минуту каждый получил экземпляр Священного Писания, в котором была одна книга, которая почти всегда была слишком краткой, а иногда и почти невидимой, и это, к сожалению, Деяния апостолов. И как любопытно отметить, что нынешняя эпоха, общественные устремления которой достаточно разрекламированы, стыдится монахов и монахинь древних времен. Средний возраст, когда в то же время, чтобы ограничиться нашей собственной родиной, здесь сформировалось общество, которое, кажется, охватывает почти все королевство, и в котором оратор начал так: Дорогие братья и сестры. Как замечательно видеть, как они осуждают иезуитство средневековья, поскольку именно либеральное развитие, как и всякий односторонний энтузиазм, привело и должно привести к этому. А теперь христианство - как его лечили? Я полностью разделяю ваше неодобрение того, как каждое христианское понятие стало настолько улетучивающимся, настолько полностью растворенным в массе тумана, что это до неузнаваемости. Понятиям веры, воплощения, традиции, вдохновения, которые в христианской сфере должны привести к определенному историческому факту, философы предпочитают придавать совершенно иное, обычное значение, в результате чего вера стала непосредственным сознанием, которое по сути является ничем. кроме vitale Fluidum ментальной жизни, ее атмосфера и традиция стали содержанием определенного опыта мира, в то время как вдохновение стало не чем иным, как Божьим вдыханием жизненного духа в человека, а воплощение не более чем присутствием той или иной идеи у одного или нескольких человек.

— Журналы ИА 328 1836 или 1837 гг.

В дневниковой записи 1844 года Кьеркегор писал:

Если бы Гегель написал всю свою логику, а затем сказал бы в предисловии или в другом месте, что это был просто мысленный эксперимент, в котором он даже задавал вопрос во многих местах, то он, несомненно, был бы величайшим мыслителем. кто когда-либо жил. Как бы то ни было, он просто комичен.

— Сорен Кьеркегор, (Журналы, 1844 г.)^[6])

В то время как Кьеркегор был студентом богословия в Копенгагенском университете, Гегельянство становилась все более популярной. Йохан Людвиг Хейберг и Ганс Лассен Мартенсен были ключевыми фигурами датского гегельянства. Кьеркегор заметил в своем дневнике 17 мая 1843 года, что сочинения Хейберга были «заимствованы» у Гегеля, подразумевая, что Хейберг был бы никем без Гегеля.

Кьеркегор возражал против утверждения Гегеля о том, что он разработал систему мышления, которая могла бы объяснить всю реальность с помощью диалектический анализ истории, ведущий к этому целому. Гегель утверждал, что доктрины и история христианства могут быть объяснены как часть рационального развертывания и развития нашего понимания мира природы и нашего места в нем. Кьеркегор считал объяснение Гегелем христианства необходимой частью всемирной истории искажением христианского послания и неправильным пониманием границ человеческого разума. Он попытался опровергнуть этот аспект мысли Гегеля, предположив, что многие доктрины христианства, включая доктрина воплощения Бог, который также является человеком, не может быть объяснен рационально, но остается логическим парадоксом. Однако он был сторонником юношеского стремления к истине.

Пусть сомневающийся юноша, но существующий сомневающийся с милой, безграничной уверенностью юноши в герое научной учености, рискнет найти в гегелевской позитивности истину, истину существования, - он напишет ужасную эпиграмму о Гегеле. Не поймите меня неправильно. Я не имею в виду, что каждый юноша способен победить Гегеля, отнюдь нет. Если молодой человек тщеславен и достаточно глуп, чтобы попробовать это, его нападки бессмысленны. Нет, юноша никогда не должен думать о нападении на него; он скорее должен быть готов безоговорочно подчиниться Гегелю с женской преданностью, но, тем не менее, с достаточной силой, чтобы придерживаться своего вопроса - тогда он сатирик, не подозревая об этом. Молодежь - существующий сомневающийся; постоянно приостановлен в сомневаться, он цепляется за истину - чтобы в ней существовать. Следовательно, он отрицателен, а философия Гегеля, конечно, положительна - неудивительно, что он доверяет ей. Но для существующего человека чистое мышление - это химера когда истина предполагается истиной, в которой существует. Необходимость существовать с помощью руководства чистого мышления - все равно что путешествовать по Дании с маленькой картой Европы, на которой Дания не больше стального наконечника пера, что даже более невозможно. Восхищение юноши, его энтузиазм и безграничное доверие к Гегелю - это как раз сатира на Гегеля. Это было бы замечено давно, если бы чистое мышление не поддерживалось с помощью репутации, которая производит на людей впечатление, так что они не осмеливаются говорить ничего, кроме того, что оно превосходно, что они это поняли - хотя в определенном смысле это действительно невозможно, поскольку эта философия не может привести никого к пониманию самого себя, что, безусловно, является абсолютным условием для любого другого понимания. Сократ довольно иронично сказал, что он не знал наверняка, был ли он человеком или кем-то еще, но на исповеди гегельян может сказать со всей торжественностью: я не знаю, человек ли я, но я понял система. Я предпочитаю сказать: я знаю, что я человек, и я знаю, что не понял систему. И когда я сказал это очень прямо, я добавлю, что если кто-нибудь из наших гегельянцев захочет взять меня в свои руки и помочь мне понять систему, ничто не будет стоять на пути с моей стороны. Чтобы я мог узнать больше, я буду стараться быть как можно более тупым, чтобы не иметь, если возможно, единственной предпосылки, кроме моего невежества. И чтобы быть уверенным в том, что что-то узнаю, я постараюсь быть как можно равнодушнее ко всем обвинениям в ненаучности и ненаучности. Существование, если его понимать как любой вид существования, невозможно без страсти.

— Сорен Кьеркегор 1846, Заключение ненаучного постскриптума к философским фрагментам, Hong p. 310–311

Чтобы опровергнуть утверждение Гегеля о том, что христианство следует понимать как часть необходимой эволюции мысли, или, в терминах гегельянцев, духа в Страх и трепет, Кьеркегор пытается использовать рассказ о Авраам показать, что существует цель более высокая, чем цель этики (ставя под сомнение гегелевское утверждение, что выполнение своего этического долга - высшее, что можно сказать о человеке) и что вера не может быть объяснена гегелевской этикой (опровергая утверждение Гегеля о том, что христианство можно рационально объяснить философией). В любом случае, эту работу можно рассматривать как вызов гегелевскому представлению о том, что конечная цель человека - выполнять этические требования.

Стратегия Кьеркегора заключалась в том, чтобы перевернуть эту диалектику, стремясь все усложнить. Вместо того, чтобы рассматривать научное знание как средство искупления человечества, он считал его величайшим препятствием на пути искупления. Вместо того, чтобы стремиться дать людям больше знаний, он стремился отнять то, что считалось знанием. Вместо того чтобы стремиться сделать Бога и христианскую веру совершенно понятными, он стремился подчеркнуть абсолютную трансцендентность Богом всех человеческих категорий. Вместо того чтобы провозгласить себя религиозным авторитетом, Кьеркегор использовал огромное количество текстовых приемов, чтобы подорвать свой авторитет как автора и возложить ответственность за экзистенциальное значение, вытекающее из его текстов, непосредственно на читателя. … Тактика Кьеркегора в подрыве гегельянства заключалась в создании тщательно продуманной пародии на всю систему Гегеля. Авторство под псевдонимом, от Либо / Или к Заключительный ненаучный постскриптум, представляет собой перевернутую гегелевскую диалектику, которая призвана увести читателя от знания, а не к нему.

— Уильям Макдональд, "Сорен Кьеркегор", в Стэнфордская энциклопедия философии

Поступая так, гегелевские критики обвиняют Кьеркегора в использовании диалектики для опровержения диалектики, которая кажется несколько противоречивой и лицемерной. Однако Кьеркегор не стал бы утверждать, что диалектика плоха, а только гегелевское предположение о том, что диалектика приведет к гармоничному примирению всего, которую Гегель называл Абсолютное. Кьеркегор наиболее ясно заявил об этом в своей книге. Концепция беспокойства:

Догматика не должен объяснять наследственный грех а, скорее, объясните это, допуская это, подобно тому водовороту, о котором так много говорят греческие спекуляции о природе, движущемуся чему-то, чего не может понять ни одна наука. То, что так обстоит дело с догматикой, будет легко подтверждено, если еще раз потребуется время, чтобы понять Шлейермахер Бессмертная служба этой науке. Он был оставлен позади, когда люди выбрали Гегеля. И все же Шлейермахер был мыслителем в прекрасном греческом смысле слова, мыслителем, который говорил только о том, что знал. Гегель, напротив, несмотря на все свои выдающиеся способности и колоссальную образованность, снова и снова напоминает нам своими выступлениями, что он был в немецком смысле профессор из философия в больших масштабах, потому что он tout prix [любой ценой] должен все объяснять.

— Концепция беспокойства, пер. Рейдар Томте, Princeton University Press, 1980, стр. 20

Кьеркегористские ученые сделали несколько интерпретаций того, как Кьеркегор продолжает пародировать диалектику Гегеля. Одна из наиболее популярных интерпретаций утверждает, что этапы эстетики-этики-религии - это триадный процесс, о котором говорил Кьеркегор. См. Раздел Сферы существования для дополнительной информации. Другая интерпретация выступает за триадный процесс мир-индивидуум-воля. Диалектика здесь заключается либо в утверждении собственного желания индивида быть независимым, либо в желании быть частью сообщества. Вместо примирения мира и индивида, когда проблемы между индивидом и обществом аккуратно решаются в гегелевской системе, Кьеркегор утверждает, что существует хрупкая связь, удерживающая взаимодействие между ними вместе, что необходимо постоянно подтверждать. Жан-Поль Сартр придерживается этой последней точки зрения и говорит, что человек находится в постоянном состоянии подтверждения своей собственной идентичности, иначе он попадает в недобросовестность.

Этот процесс примирения приводит к взгляду на жизнь «и / или», где и тезис, и антитезис разрешаются в синтез, который отрицает важность личной ответственности и человеческого выбора того или иного. Работа Либо / Или является ответом на этот аспект философии Гегеля. Отрывок из этой работы иллюстрирует презрение Кьеркегора к философии Гегеля. Обратите внимание на сравнение между «А» и «В» (судья Вильгельм) в Либо / Или и Этапы жизненного пути.

Выходи замуж, и ты пожалеешь об этом. Не выходи замуж, и ты тоже пожалеешь. Женитесь или не выходите замуж, вы в любом случае пожалеете об этом. Вне зависимости от того, женитесь вы или нет, вы в любом случае пожалеете об этом. Смейтесь над глупостями этого мира, и вы пожалеете об этом; плачьте над ними, и вы тоже пожалеете об этом. Смейтесь над глупостями мира или оплакивайте их, вы в любом случае пожалеете об этом. Смеетесь ли вы над глупостями этого мира или оплакиваете их, вы в любом случае пожалеете об этом. Доверься девушке, и ты пожалеешь об этом. Не доверяйте ей, и вы тоже пожалеете об этом. … Повесьтесь или не вешайтесь, вы все равно пожалеете. Повеситесь ли вы или не повеситесь, вы в любом случае пожалеете об этом. Это, господа, квинтэссенция всей мудрости жизни.

— Сорен Кьеркегор, Either / Or Part I, Hong

Мой дорогой читатель, если у вас нет времени и возможности потратить десяток лет своей жизни на кругосветное путешествие, чтобы увидеть все, с чем знаком путешественник, если у вас нет способностей и квалификации за годы практики в иностранный язык, чтобы проникнуть в различия в национальных характеристиках, которые становятся очевидными для исследователя, если вы не стремитесь открыть новую астрономическую систему, которая заменит как Коперниканец и Птолемеев -затем жениться; и если у вас есть время на первое, способность на второе, идея на последнее, тогда женитесь также. Даже если вам не удалось увидеть весь земной шар, или заговорить на многих языках, или узнать все о небесах, вы не пожалеете об этом, потому что брак был и остается самым важным путешествием открытий, которое предпринимает человек; по сравнению со знанием жизни женатым мужчиной любое другое знание о ней поверхностно, поскольку он и только он один должным образом погрузился в жизнь.

— Сорен Кьеркегор, судья Вильхельм, Этапы жизненного пути, Hong p. 89

Вот еще два из 1846 года:

Как хорошо известно, гегелевская философия отменила принцип противоречия, и сам Гегель не раз решительно выносил приговор тем мыслителям, которые оставались в сфере понимания и размышления и поэтому настаивали на том, что существует либо / или же. С тех пор она стала популярной игрой, так что как только кто-то намекает на aut / aut [или / или] гегельянец едет верхом на лошади-ловушке-ловушке, одерживает победу и снова едет домой. Среди нас тоже гегельянцы несколько раз были в движении, особенно против епископа Минстера, чтобы побеждать. спекулятивный блестящая победа мысли; и Епископ Mynster, не раз становился побежденной точкой зрения, хотя, будучи побежденной точкой зрения, он держался очень хорошо, и, скорее, следует опасаться того, что огромное усилие победы было слишком утомительным для непобежденных победителей. И все же в основе конфликта и победы может быть недоразумение, Гегель совершенно и абсолютно прав, утверждая, что, глядя на вечно, sub specie aeterni, нет aut / aut либо / либо на языке абстракции, на языке чистая мысль и чистое существо. Где, черт возьми, это было бы, ведь абстракция, в конце концов, просто снимает противоречие; поэтому Гегель и гегельянцы должны вместо этого попытаться объяснить, что имеется в виду под маскарадом превращения противоречия, движения, перехода и т. д. в логику. Защитники aut / aut ошибаются, если они проталкиваются на территорию чистого мышления и хотят там защищать свое дело.

— Заключительный ненаучный постскриптум к философским фрагментам, Том I, стр. 305

Согласно Гегелю истина - это непрерывный всемирно-исторический процесс. Каждое поколение, каждая стадия этого процесса легитимированы и, тем не менее, являются лишь частью истины. Если не прибегать к небольшому шарлатанству, которое помогает, если предположить, что поколение, в котором жил Гегель, или поколение после него - разрешение, и это поколение последнее и Всемирная история прошло, мы все вовлечены в скептицизм. Страстный вопрос об истине даже не возникает, потому что философия сначала обманула отдельные лица стать цель. Положительная гегелевская истина так же обманчива, как счастье в язычестве. Только после этого человек узнает, был он счастлив или нет, и, таким образом, следующее поколение узнает, что было истиной в предыдущем поколении. Великий секрет системы близок к Протагор с софизм "Все относительно «, вот только здесь все относительно в непрерывном процессе. Но ни одной живой душе это не обслуживает ...

— Заключительный ненаучный постскриптум к философским фрагментам, Том I, Иоганнеса Климакуса, под редакцией Сёрена Кьеркегора, 1846 г., отредактированный и переведенный Ховардом В. Хонг и Эдной Х. Хонг, 1992 г., Princeton University Press, стр. 33

Идея о том, что одно поколение тратит все свое время на изучение прошлых поколений, а затем следующее поколение проводит свое время, изучая прошлые поколения и делая моральные и социальные комментарии о предыдущих поколениях, была названа «гегелевский процесс жевания жвачки с тремя желудками - первая непосредственность» - потом срыгивание - потом снова вниз ". Он сказал: «Может быть, будущий мастер-разум мог бы продолжить это с четырьмя желудками и т. Д., Снова и снова вниз и вверх. Я не знаю, улавливает ли мастер-разум то, что я имею в виду».^[24]

Кьеркегор и Шеллинг

Шеллинг

В 1841–1842 гг. Кьеркегор посещал Берлин лекции Фридрих Вильгельм Йозеф фон Шеллинг. Шеллинг был критиком Георг Гегель и профессор Берлинский университет. Университет начал серию лекций, прочитанных Шеллингом, чтобы поддержать тип позитивная философия что было бы диаметрально противоположно Гегельянство. Кьеркегору сначала нравился Шеллинг. Перед тем как покинуть Копенгаген, чтобы посетить лекции Шеллинга в Берлине, он написал своему другу Питеру Йоханнесу Спрангу:

Шеллинг читает лекции избранным, многочисленным и вместе с тем Undique Conflatum Auditorium. Во время первых лекций слушать его было почти рискованным делом. Я никогда в жизни не испытывал такого неудобного скопления людей - все же, что бы не сделать, чтобы услышать Шеллинга? Его основная мысль всегда заключается в том, что существует две философии: одна положительная, а другая - отрицательная. Отрицательное дано, но не Гегелем, потому что у Гегеля нет ни отрицательного, ни положительного, но утонченного спинозаизма. Позитив еще впереди. Другими словами, в будущем не только юристы станут докторские права, утриуск, ибо смею льстить себе, что, не представив еще одной диссертации, я стану магистр философии utriusque.

— Сорен Кьеркегор, (Журналы, 1841 г.)^[6]

В Берлине Кьеркегор высоко оценил Шеллинга. В дневниковой записи, сделанной где-то в октябре или ноябре 1841 года, Кьеркегор написал такую ​​статью о второй лекции Шеллинга:

Мне так приятно услышать вторую лекцию Шеллинга - неописуемо! Я достаточно долго вздыхал, и мои мысли вздыхали во мне; когда он упомянул слово «реальность» в связи с отношением философии к реальности, плод моей мысли закипал во мне от радости. С этого момента я помню почти каждое его слово. … Теперь я возлагаю все свои надежды на Шеллинга!

— Сорен Кьеркегор, (Журналы, 1841 г.)^[6]

Однако со временем Кьеркегор, как и многие в аудитории Шеллинга, начал разочаровываться в Шеллинге. В особенно оскорбительном письме о Шеллинге Кьеркегор писал своему брату Питеру Кьеркегору:

Шеллинг нестерпимо болтает! Если вы хотите составить некоторое представление о том, на что это похоже, я прошу вас подвергнуть себя следующему эксперименту как разновидности самоназначенного садистского наказания. Представьте извилистую философию человека R, его совершенно бесцельные, бессистемные знания и неустанные усилия Хорнсилда продемонстрировать свою ученость: представьте их вместе и вдобавок к дерзости, с которой до сих пор не было равных ни одному философу; и с этой картиной живо, прежде чем ваш бедный ум отправится в рабочую комнату тюрьмы, и вы получите некоторое представление о философии Шеллинга. Он даже читает лекции дольше, чтобы продлить пытки. … Следовательно, мне нечего делать в Берлине. Я слишком стар, чтобы посещать лекции, а Шеллинг слишком стар, чтобы их читать. Так что я уеду из Берлина как можно скорее. Но если бы не Шеллинг, я бы никогда не поехал в Берлин. Я должен поблагодарить его за это. … Думаю, я бы сошел с ума, если бы продолжал слушать Шеллинга.

— Сорен Кьеркегор, (Журналы, 27 февраля 1842 г.)^[6]

Общеизвестно, что Аристотель использовал термин первая философия в первую очередь для обозначения метафизика, хотя он и включил в нее часть, которая, согласно нашей концепции, принадлежит богословие. В язычестве вполне уместно, чтобы там лечили богословие. Это связано с тем же отсутствием бесконечной проницательной рефлексии, которая наделила театр в язычестве реальностью как своего рода божественным поклонением. Если мы теперь абстрагируемся от этой двусмысленности, мы могли бы сохранить обозначение и с помощью первой философии понять ту совокупность науки, которую мы могли бы назвать «этнической», сущность которой является имманентностью и выражается в греческой мысли через «воспоминание», а под второй философией понимается та совокупность науки, сущность которой - превосходство или повторение. Шеллинг обратил внимание на этот аристотелевский термин в поддержку своего собственного различия между негативной и позитивной философией. Под негативной философией он имел в виду «логику»; это было достаточно ясно. С другой стороны, мне было менее ясно, что он на самом деле имел в виду под позитивной философией, за исключением того, что стало очевидно, что это была философия, которую он сам хотел предоставить. Однако, поскольку мне нечего сказать, кроме моего собственного мнения, дальнейшее рассмотрение этой темы не представляется возможным. Константин Констанций обратил на это внимание, указав, что имманентность наталкивается на «интерес». С этой концепцией впервые появляется актуальность.

— Концепция беспокойства 1844, стр. 21 и примечание стр. 21 Никол

Кьеркегор разочаровался в Шеллинге отчасти потому, что Шеллинг сместил акцент на актуальность, включая обсуждение квид сидеть [что есть] и quod sit [то есть] к более мифологической псевдофилософии психического типа. Последний раз Кьеркегор написал о лекциях Шеллинга 4 февраля 1842 года. В 1844 году он написал следующее:

Некоторые мужчины Школа Шеллинга были особенно осведомлены об изменении, которое произошло в природе из-за греха. Упоминалось также о тревоге, присущей неодушевленной природе. Основная мысль Шеллинга состоит в том, что тревога и т. Д. Характеризуют страдание божества в его стремлении творить. В Берлине он выразил ту же мысль более определенно, сравнив Бога с Гете и Джон фон Мюллер,^[25] оба чувствовали себя хорошо только во время производства, а также от привлечения внимания к тому факту, что такое блаженство, когда оно не может передать себя, является несчастьем.

— Концепция беспокойства, п. 59–60, примечание с. 59

Хотя Шеллинг мало повлиял на последующие произведения Кьеркегора, поездка Кьеркегора в Берлин дала ему достаточно времени для работы над своим шедевром. Либо / Или. Размышляя о Шеллинге в 1849 году, Кьеркегор заметил, что Шеллинг был «похож на Рейн у его устья, где вода превратилась в застойную воду - он выродился в прусское «превосходительство» »(« Журналы », январь 1849 г.)^[6]

Кьеркегор и Шопенгауэр

Артур Шопенгауэр

Кьеркегор познакомился с Артур Шопенгауэр сочинения довольно поздно в его жизни. Кьеркегор считал Шопенгауэра важным писателем, но не соглашался почти со всем, что Шопенгауэр сделал. В нескольких дневниковых записях, сделанных в 1854 году, за год до своей смерти, Кьеркегор высоко отзывался о Шопенгауэре:

Точно так же, как дезинфицируют рот во время эпидемии, чтобы не заразиться, вдыхая ядовитый воздух, можно порекомендовать студентам, которым придется жить в Дании в атмосфере бессмысленного христианского оптимизма, принять небольшую дозу Этика Шопенгауэра, чтобы защитить себя от инфекции от этой зловонной болтовни.

— Сорен Кьеркегор, (Журналы, 1854 г.)^[6]

Однако Киргегард тоже считал его, самый опасный знак грядущих событий:

Шопенгауэр настолько далек от того, чтобы быть настоящим пессимистом, что в лучшем случае он представляет `` интересное '': в определенном смысле он делает аскетизм интересно - самое опасное из возможных для возраста, ищущего удовольствий, которому будет нанесен больше вреда, чем когда-либо, извлекая удовольствие даже из аскетизма ... это изучение аскетизма совершенно безличным образом, отводя ему место в системе.

— Сорен Кьеркегор, (Журналы, 1854 г.)^[6]

Кьеркегор считает, что этическая точка зрения Шопенгауэра состоит в том, что индивид преуспевает в том, чтобы увидеть убогость существования, а затем решает заглушить или умертвить радость жизни. В результате этого полного аскетизма достигается созерцание: человек делает это из сочувствия. Он сочувствует всем несчастьям и несчастьям других, которым суждено существовать. Кьеркегор здесь, вероятно, имеет в виду пессимистический характер философии Шопенгауэра. Одна из главных проблем Кьеркегора - недоверие ко всей его философии:

Прочитав «Этику Шопенгауэра», человек узнает - естественно, до такой степени он честен, - что сам он не аскет. И, следовательно, сам он достиг созерцания не через аскетизм, а только через созерцание, созерцающее аскетизм. Это крайне подозрительно и может даже скрыть самые ужасные и развращающие сладострастные меланхолия: глубокий мизантропия. Это тоже подозрительно, потому что всегда подозрительно проповедовать этику, которая не оказывает на учителя столько власти, сколько он сам выражает. Шопенгауэр превращает этику в гения, но это, конечно, неэтичная концепция этики. Он превращает этику в гения, и хотя он достаточно гордится тем, что он гений, ему не понравилось, или природа не позволила ему стать гением в том, что касается аскетизма и умерщвления.

— Сорен Кьеркегор, (Журналы, 1854 г.)^[6]

Мало что известно об отношении Кьеркегора к Шопенгауэру. По отношению к самому Шопенгауэру Кьеркегор чувствовал, что Шопенгауэр будет покровительствовать. «Шопенгауэр меня очень интересует, как и его судьба в Германии. Если бы я мог поговорить с ним, я уверен, он бы вздрогнул или засмеялся, если бы я показал ему [свою философию]». (Журналы, 1854 г.)^[6]

Кьеркегор и восточная философия

Поскольку Кьеркегор читал Шопенгауэра и поскольку Шопенгауэр находился под сильным влиянием восточной философии, казалось бы, что Кьеркегор проявил понимание восточной философии. Однако в трудах Кьеркегора мало прямых ссылок на азиатскую мысль. Любой, кто знаком с такими азиатскими традициями, как буддийская, даосская или синтоистская философия, быстро увидит философское сходство, которое Кьеркегор разделяет с этими традициями. Эти сходства, возможно, объясняют восприятие Кьеркегора японцами и тот факт, что японские знания и переводы Кьеркегора появились по крайней мере за 30 лет до любых английских переводов.^[26] Существует также обширная японская стипендия по Кьеркегору, стипендия, которая интерпретирует философию Кьеркегора с точки зрения азиатской мысли.^[27] Эта интерпретация становится понятной, если увидеть, что центральные заботы Кьеркегора о субъективности, тревоге, свободе, отчаянии и самообмане также имеют центральное значение для буддизма и, следовательно, что в таких заботах нет ничего исключительно христианского.^[28] И Кьеркегор, и дзен-буддизм, например, очень похожим образом видели трудности существования.^[29] Конкретный пример сходства здесь можно увидеть в Чистота сердца где Кьеркегор описывает состояние осознания, в которое нужно войти, чтобы исповедоваться. Описание этого состояния Кьеркегором похоже на состояние медитации, описанное буддийскими философами.^[30] Однако он отличается тем, что для Кьеркегора цель исповеди состоит в том, чтобы «сосредоточить себя на этом отношении к себе как к личности, ответственной перед Богом» (ср. Кьеркегор, «Чистота сердца»).^[31] Кьеркегор стремится вернуть эту тему из менталитета "толпы" христианского мира (ср. Кьеркегор, "О посвящении" этому единственному человеку ")^[32] и подтверждаем абсолютную ответственность перед Богом, которая является нашей телос (ср. Кьеркегор, «Страх и трепет»).^[33]

Харальд Хоффдинг (1843–1931) помог познакомить Кьеркегора с Западной Европой в первые годы 20 века. Он сравнил Кьеркегора с восточной философией в своей книге 1914 года. Философия религии таким образом:

Характерный и очень частый тип религиозной веры определяется потребностью в отдыхе. Основная причина усталости и истощения в жизни - это главным образом беспокойство и рассеянность ума. На нас влияют так много сторон, что нам трудно собраться с мыслями; нас привлекает так много направлений, что нам трудно сосредоточить нашу волю на какой-либо одной цели; пробуждается так много разных и изменчивых чувств, что внутренняя гармония ума подвергается опасности растворения. Из-за этого чувства несоответствия нашему идеалу мы испытываем внутреннюю потребность, в то время как наши внешние потребности переносятся на нас под видом боли, слабости и зависимости от элементарных потребностей жизни. в Упанишады мы находим: «Я (Атма), безгрешный, который искупает старость, смерть, страдания, голод и жажду, чьи желания правильные и чей указ правильный, Я - это я, которое люди должны исследовать искать и стремиться узнать. Тот, кто нашел и познал это Я, достиг всех миров и всех желаний ». И в другом месте: «Спаси меня, потому что я чувствую себя в жизни этого мира, как лягушка в запечатанном фонтане». Иисус из Назарета говорит: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и я освежу вас. Узнай обо мне, и вы найдете покой для своих душ». «Наше сердце неспокойно, - говорит Августин своему Богу, - пока оно не найдет покой в ​​Тебе». Эта потребность в отдыхе перерастает в страсть у таких натур, как Святая Тереза, Паскаль, и Сорен Кьеркегор. Несомненно, элемент глубокого пафоса в Августин также, но в его случае мы имеем платоника и князя церкви в сочетании с искренним искателем, и именно сочетание всех этих элементов делает его такой уникальной фигурой в истории религиозной жизни. Святая Тереза ​​так сильно чувствовала потребность в единении с Богом, что одна смерть могла удовлетворить ее: «Я не знала, где еще искать эту жизнь, кроме смерти. Рыба, вытащенная из воды, во всяком случае видит конец своей жизни. мучения; но какая смерть может сравниться с жизнью, в которой я томлюсь? »Как и у Кьеркегора, его великим желанием было освободиться от жизненной борьбы. Строки, которые он желал, должны быть начертаны на его надгробии, выражают это стремление: «Еще немного, пока поиски закончились. Грохота битвы больше не звучит». В этой жизни верующий оказывается в чуждой стихии; Между внутренним и внешним, между жизнью и ее условиями отсутствует гармония. В случае Кьеркегора мы также получаем метафору рыбы из воды; Для этого типа характерно то, что ту же фигуру использовали древние индейцы в Упанишадах, испанская монахиня шестнадцатого века и северный мыслитель девятнадцатого века. Эта черта проливает свет на психологию религии. Цель человека бесконечна, но он обречен провести свою жизнь в мире конечности, и отсюда следует, что его существование приобретает своего рода скачкообразный характер. У Кьеркегора и даже у Паскаля это противопоставление выражено более резко, чем у св. Терезы. В последнем он вызывает тоску и внутреннее стремление, но ее воля полностью занята высшим объектом, и только ее память и ее воображение могут свободно анализировать ее переживания. Но и Паскалю, и Кьеркегору приходится постоянно вызывать волю на помощь; в их случае они отчаянно борются за то, чтобы оставаться в вертикальном положении перед лицом резкого разлада между истинной жизнью и условиями реальной жизни; твердо держаться мысли об объекте веры и противостоять натиску сомнения.

— Харальд Хоффдинг, Философия религии, п. 116–118, перевод с немецкого издания Б. Э. Мейера 1914 г.

Смотрите также

• Атрибуты Бога в христианстве

Рекомендации

дальнейшее чтение

• Дрю, Александр. Журналы Сёрена Кьеркегора, Oxford University Press, 1938.
• Дункан, Элмер. Сорен Кьеркегор: Создатель современного богословского ума, Книги слов 1976, ISBN  0-87680-463-6
• Гарф, Иоаким. Сорен Кьеркегор: биография, Princeton University Press 2005, ISBN  0-691-09165-X.
• Хэнней, Аластер. Кьеркегор: биография, Cambridge University Press, новое издание 2003 г., ISBN  0-521-53181-0.
• Кьеркегора. Концепция беспокойства, Princeton University Press, 1981, ISBN  0-691-02011-6
• Кьеркегора. Концепция иронии с постоянной ссылкой на Сократа, Princeton University Press 1989, ISBN  0-691-07354-6
• Кьеркегора. Болезнь к смерти, Princeton University Press, 1983, ISBN  0-691-02028-0
• Липпит, Джон. Кьеркегор и страх и трепет, Рутледж 2003, ISBN  0-415-18047-3
• Остенфельд, Иб и Аластер Маккиннон. Психология Сёрена Кьеркегора, Издательство Университета Уилфрида Лаурера 1972 г., ISBN  0-88920-068-8
• Вестфаль, Мерольд. Становление собой: прочтение заключительного ненаучного постскриптума Кьеркегора, Purdue University Press 1996, ISBN  1-55753-090-4

внешняя ссылка

• Комментарий Д. Энтони Сторма к Кьеркегору
• Стэнфордская энциклопедия философии - Сорен Кьеркегор
• Кьеркегор, Сорен в Керли