Элизабет Франции - Élisabeth of France

Элизабет Франции
Принцесса Франции
Мадам Элизабет де Франс нарисованная Элизабет Виже Лебрен, около 1782 г.
Родившийся	(1764-05-03)3 мая 1764 года Версальский Дворец, Версаль, Франция
Умер	10 мая 1794 г.(1794-05-10) (в возрасте 30 лет) Place de la Révolution, Париж, Франция
Захоронение	Cimetière des Errancis, Париж, Франция (первый) Катакомбы Парижа (окончательный)
Полное имя Элизабет Филипп Мари Элен
жилой дом	Бурбон
Отец	Луи, дофин Франции
Мать	Герцогиня Мария Жозефа Саксонская
Религия	Римский католицизм
Герб принцессы Франции

Элизабет Франции (Элизабет Филипп Мари Элен де Франс;^[1][2] 3 мая 1764-10 мая 1794), известный как Мадам Элизабет, был Французская принцесса и младший брат короля Людовик XVI. Она оставалась рядом с королем и его семьей во время французская революция и был казнен в Place de la Révolution в Париж вовремя Террор. Она рассматривается Римская католическая церковь как мученик и почитается как Раб божий.^[3][4]

Ранние годы

Элизабет в детстве Жозеф Дюкре, 1768

Элизабет родилась 3 мая 1764 года в Версальский Дворец, младший ребенок Луи, дофин Франции и Мария-Жозеф Саксонская. Ее бабушка и дедушка по отцовской линии были королем Людовик XV Франции и королева Мария Лещинская. Как внучка короля, она была Petite-Fille de France.

После внезапной смерти ее отца в 1765 году старший выживший брат Элизабет, Луи Огюст (позже Людовик XVI) стал новым дофином ( предполагаемый наследник на французский престол). Их мать Мария Жозеф умерла в марте 1767 г. туберкулез.^[5] Это оставило Элизабет сирота ей всего два года, вместе со своими старшими братьями и сестрами: Луи Огюстом, Луи Станислас, граф Прованса, Шарль Филипп, граф Артуа и Мария Клотильда из Франции.^{[нужна цитата ]}

Элизабет Филипп Мари Элен де Франс к Пьер Франсуа Леонар Фонтен, c. 1775

Элизабет и ее старшую сестру Клотильду воспитывали Мадам де Марсан, Гувернантка Детей Франции. Сестры считались очень разными личностями. В то время как Элизабет описывалась как «гордая, непреклонная и страстная», Клотильда, напротив, была «одарена самым счастливым характером, который требовал только руководства и развития».^[6] Они получили обычное образование современных королевских принцесс с упором на достижения, религию и добродетель, образование, которому, как сообщается, охотно подвергалась Клотильда.^[7] Их обучал ботанике М. Лемонье, истории и географии М. Леблон, религии - аббат де Монтига, каноник Шартрского, и они следовали за двором среди королевских дворцов, разделив дни между занятиями и прогулками по парк, а в лес заезжает. Мадам де Марсан часто брала ее навестить студентов в Сен-Сир, где представили принцессе избранных барышень.^[6]

В то время как Клотильду описывали как послушную ученицу, «которая полюбила себя всем, кто приближался к ней», Элизабет долго отказывалась учиться, говоря, что «всегда есть люди, чей долг думать за принцев», и относилась к своим сотрудникам с уважением. нетерпение. Мадам де Марсан, которая не могла справиться с Элизабет, отдала предпочтение Клотильде, что вызвало у Элизабет ревность и привело к расколу между сестрами.^[6] Их отношения улучшились, когда Элизабет заболела, и Клотильда настояла на том, чтобы ухаживать за ней, за это время она также научила Элизабет алфавиту и придала ей интерес к религии, что вызвало большие изменения в личности девушки; Клотильда вскоре стала подругой, наставницей и советником своей сестры.^[6] После этого Елизавете дали Мари Анжелик де Маккау как ее наставник, который, как сообщается, обладал «твердостью, которая подавляет сопротивление, и нежной добротой, которая вызывает привязанность», и под руководством которого Элизабет добилась прогресса в своем образовании, а также в развитии более мягкой личности, с ее сильной волей, направленной на религиозные принципы .^[6]

В 1770 году ее старший брат, дофин, женился на Мария-Антуанетта Австрийская. Мария-Антуанетта нашла Элизабет восхитительной и, как сообщается, слишком открыто продемонстрировала, что предпочитает ее своей сестре Клотильде, что вызвало некоторое оскорбление в суде.^[8]

Людовик XVI

Мадам Элизабет с арфой

10 мая 1774 года умер ее дед Людовик XV, а ее старший брат Луи Огюст взошел на престол как Людовик XVI.

В августе 1775 года ее сестра Клотильда покинула Францию, чтобы выйти замуж за наследного принца Сардинии. Прощание между сестрами было охарактеризовано как интенсивное, Элизабет с трудом вырвалась из рук Клотильды. Королева Мария-Антуанетта прокомментировала:

"Моя сестра Элизабет - очаровательный ребенок, обладающий умом, характером и большой грацией; она проявила величайшее чувство и была намного старше своего возраста при отбытии своей сестры. Бедная девочка была в отчаянии, и ее здоровье очень хрупкая, она заболела и у нее случился очень тяжелый нервный приступ. Я признаюсь своей дорогой маме, что боюсь, что слишком привязываюсь к ней, чувствуя, по примеру своих тетушек, как важно для ее счастья не остаться старой девой в этой стране ».^[9]

«По случаю отъезда сестры и при некоторых других обстоятельствах она проявляет очаровательную здравомыслие и чуткость. Когда у человека появляется такое правильное чувство в одиннадцатилетнем возрасте, это очень приятно ... Бедняжка, может быть, уйдет от нас. через два года. Мне очень жаль, что она доехала до Португалии, но для нее будет лучше уехать такой молодой, поскольку она будет меньше ощущать разницу между двумя странами. Дай бог, чтобы ее чувствительность не оказывала ей должного внимания. несчастен ".^[6]

Взрослая жизнь

17 мая 1778 года, после визита двора в Марли, мадам Элизабет официально покинула детскую комнату и стала взрослой, когда она, по желанию короля, ее брата, была передана королю ее гувернанткой и отдана ей в собственность. домашнее хозяйство, с Дайан де Полиньяк как фрейлина и Бонн Мари Фелисите де Серент как фрейлина.^[9] Церемония была описана следующим образом: «Г-жа Элизабет в сопровождении принцессы Германской, младших гувернанток и присутствующих дам отправилась в апартаменты короля, и там г-жа де Гемене официально передала свою подопечную Его Величеству, который послал за г-жой Ла Графиня Дайана де Полиньяк, фрейлина принцессы, и г-жа маркиза де Серат, ее фрейлина, на попечение которой он отдал г-жу Елизавету ".^[6]

Было предпринято несколько попыток устроить ей брак. Первым предложенным партнером был Хосе, принц Бразилии. Она не возражала против матча, но, как сообщается, почувствовала облегчение, когда переговоры были прекращены.^[6]

Затем ей поступило предложение от герцога Аосты (в будущем Виктор Эммануил I Сардинии ), брат наследного принца Савойи и зять ее сестры Клотильды. Французский двор, однако, не счел правильным, чтобы французская принцесса была замужем за принцем более низкого статуса, чем статус монарха или наследника престола, и в браке было отказано от ее имени.^[9]

Наконец, был предложен брак между ней и ее зятем. Иосиф II, император Священной Римской империи, который оставил о ней хорошее впечатление после своего визита во Францию ​​в прошлом году, и отметил, что его привлекли «живость ее ума и ее любезный характер».^[6] Однако антиавстрийская сторона при дворе рассматривала союз между Францией и Австрией как противоречащий интересам Франции, и к 1783 году планы были окончательно прекращены, и никаких дальнейших предложений о браке не поступало.^[9] Сама Элизабет была довольна тем, что не вышла замуж, как это было бы за иностранного принца, что вынудило бы ее покинуть Францию: «Я могу выйти замуж только за сына короля, а сын короля должен править королевством своего отца. Я больше не должен быть француженкой. Я не хочу перестать ею быть. Намного лучше остаться здесь, у подножия трона моего брата, чем взойти на другую ".^[6]

Мадам Элизабет не играла королевской роли до революции; она рассматривала королевский двор как упадок и угрозу своему моральному благополучию и старалась дистанцироваться от него, и она посещала двор только тогда, когда ее присутствие было абсолютно необходимо или когда ее явно просили король или королева.^[6] Когда она покинула королевскую детскую палату и создала свой собственный дом, став взрослым, она, как сообщается, решила защитить себя от потенциальных моральных угроз со стороны придворной жизни, продолжая следовать принципам, установленным ее гувернантками и наставниками в детстве: посвящать свои дни к расписанию религиозного поклонения, учебы, верховой езды и прогулок, и общаться только с «дамами, которые дали мне образование и которые привязаны ко мне [...] мои добрые тетушки, леди Сен-Сира, кармелиты Сен-Дени ».^[6]

К тете она часто навещала, Луиза Франции, в монастыре кармелитов Сен-Дени. Король, который был немного обеспокоен тем, что она станет монахиней, однажды сказал: «Я не прошу ничего лучшего, кроме того, чтобы вы пошли к своей тете, при условии, что вы не последуете ее примеру: Элизабет, вы мне нужны».^[6] Убежденная в абсолютной монархии, Элизабет очень уважала положение своего старшего брата, короля, и считала своим долгом поддержать его. На личном уровне она была глубоко предана своему второму брату, графу Провансскому: «Мой брат, граф де Прованс, в то же время лучший советчик и самый очаровательный контлер. Он редко ошибается в своих суждениях о мужчинах. и тому подобное, а его потрясающая память при любых обстоятельствах дает ему нескончаемый поток интересных анекдотов ».^[6] Ее младший брат, граф Артуа, был непохож на нее и иногда читал ей «нежные лекции» из-за его скандалов, хотя он и приходил восхищаться ею.^[6]

Виже Лебрен в образе - Элизабет из Франции

Ее отношения с королевой Марией-Антуанеттой были сложными, поскольку они совершенно не похожи. Мария-Антуанетта, как сообщается, сочла Элизабет восхитительной, когда она впервые вошла во двор, будучи взрослой: "Королева очарована ею. Она говорит всем, что нет никого более любезного, что раньше она не знала ее хорошо, но теперь она сделала ее. ее друг, и что это будет на всю жизнь ".^[6] Однако Элизабет была близка со своими тетками, Mesdames de France, которые были членами антиавстрийской партии при дворе, отличались неприязнью к королеве и решительно выступали против ее неформальных реформ в придворной жизни,^[10] и последнее мнение разделяла Элизабет, которая, как монархист, считала пренебрежение королевой этикета угрозой монархии и однажды заметила в связи с этим: «если бы монархи часто переходили к народу, люди подходили бы достаточно близко. чтобы убедиться, что королева была всего лишь красивой женщиной, и что вскоре они сделают вывод, что король был всего лишь первым среди официальных лиц ».^[6] Она также пыталась раскритиковать поведение королевы в этом отношении, но никогда не делала этого открыто, вместо этого спрашивая у тети Мадам Аделаида сделать это для нее. Несмотря на эти различия, она время от времени навещала Марию-Антуанетту в Трианоне, где они ловили рыбу в искусственном озере, наблюдали, как доят коров, и приветствовали короля и его братьев на ужин «в белых хлопчатобумажных платьях, соломенных шляпах и марлевых тканях», и она по крайней мере один раз согласился участвовать в одном из любительских театральных представлений королевы.^[6] Она стала преданной детям короля и королевы, в частности первому дофину и Мария Тереза ​​из Франции. Элизабет стала крестной матерью Софи Элен Беатрикс из Франции в 1786 году, и в том же году она участвовала в столетнем юбилее Сен-Сира, школы, к которой она проявляла большой интерес.

В 1781 году король подарил ей Монтрей недалеко от Версаля как частное убежище, и королева подарила его ей со словами: «Моя сестра, ты сейчас дома. Это место будет твоим Трианоном».^[6] Король не разрешал ей проводить ночи в Монтрей, пока ей не исполнилось двадцать четыре года, но обычно она проводила там все дни от утренней мессы до возвращения в Версаль, чтобы спать. В Монтрей она придерживалась расписания, в котором дни делились на учебу, упражнения, верховая езда или прогулки, ужин и молитвы со своими фрейлинами, вдохновленная расписанием, установленным ее гувернантками в детстве. Элизабет интересовалась садоводством и занималась благотворительностью в соседней деревне Монтрей. Ее бывший наставник Лемонье был ее соседом в Монтрей, и она назвала его своим помощником для раздачи своей благотворительности в деревне: «Между ними рос постоянный обмен интересами. Ученый профессор поделился своими ботаническими исследованиями в своем саду с принцессой. и даже его эксперименты в его лаборатории, а мадам Элизабет, в свою очередь, связала с собой своего старого друга в своей благотворительности и сделала его своим помощником в деревне ».^[6] Она импортировала коров из Швейцарии и швейцарца Жака Боссона, чтобы содержать их; по его просьбе она также привезла его родителей и его двоюродную невесту Мари в Монтрей, выдавила Мари за него замуж и назначила ее дояркой, а также организовала, чтобы семья Босонов ухаживала за ее фермой в Монтрей, производя молоко и яйца, которые она распространяла. бедным детям села. Это было расценено двором как живописная идиллия, и именно Жака Боссона изобразила мадам де Траванн в поэме "Повр Жак», которая стала очень популярной и была положена на музыку.^[6]

Элизабет интересовалась политикой и была стойким сторонником абсолютной монархии. Она присутствовала на открытии Национального собрания в Версале 22 февраля 1787 года и прокомментировала:

Что сделает для нас эта знаменитая Ассамблея? Ничего, кроме как дать людям понять, в каком критическом положении мы находимся. Король добросовестно просит их совета; сделают ли они то же самое в советах, которые дадут ему? Королева очень задумчива. Иногда мы проводим часы в одиночестве, не говоря ни слова. Кажется, она меня боится. И все же кто может быть более заинтересован, чем я, счастьем моего брата? Наши взгляды расходятся. Она австрийка. Я бурбон. Граф д'Артуа не понимает необходимости этих великих реформ; он думает, что люди увеличивают дефицит, чтобы иметь право жаловаться и требовать собрания Генеральных штатов. Месье много пишет; он гораздо серьезнее, и вы знаете, что он уже был достаточно серьезен. Предчувствую, что все это плохо обернется. Что до меня, то интриги меня утомляют. Люблю покой и отдых. Но я никогда не оставлю короля, пока он несчастен.^[6]

Революция

Элизабет де Франс Лабиль-Гьяр 1787

Элизабет и ее брат Шарль-Филипп, граф д'Артуа, были самыми стойкими консерваторами в королевской семье. В отличие от Артуа, который по приказу короля покинул Францию ​​17 июля 1789 года, через три дня после штурм Бастилии,^[11] Элизабет отказалась эмигрировать, когда серьезность событий, вызванных французская революция стало ясно.

5 октября 1789 года Элизабет увидела Женский марш в Версале из Монтрей и сразу же вернулся в Версальский дворец. Она посоветовала королю провести «решительное и быстрое подавление беспорядков».^[6] вместо того, чтобы вести переговоры, и что королевская семья должна переехать в какой-нибудь город подальше от Парижа, чтобы быть свободным от любого влияния фракций.^[6] Ее совету воспротивились Неккер, и она удалилась в покои королевы. Она не побеспокоилась, когда толпа штурмовала дворец, чтобы убить королеву, но проснулась и позвала короля, который беспокоился о ней. Когда толпа потребовала, чтобы король вернулся с ними в Париж, и Лафайет посоветовал ему согласиться, Элизабет безуспешно посоветовала королю иное:

Сир, вам не следует ехать в Париж. У вас все еще есть преданные батальоны, верные стражи, которые будут защищать ваше отступление, но я умоляю вас, мой брат, не езжайте в Париж.^[6]

Элизабет сопровождала королевскую семью в Париж, где она решила жить с ними в Дворец Тюильри а не с тетками mesdames Аделаида и Виктуар, в Château de Bellevue. На следующий день после их прибытия Мадам де Турзель заявил, что королевская семья была разбужена большой толпой снаружи, и что каждый член семьи, «даже принцессы», был обязан показывать себя публике в национальной кокарде.^[6]

В Тюильри Элизабет поселилась в Павильон де Флор. Изначально на первом этаже рядом с королевой она поменялась местами с Принцесса де Ламбаль на второй этаж Pavillon de Flore^[8] после того, как несколько женщин с рыбного рынка забрались в ее квартиру через окна.^[6]

В отличие от королевы, мадам Элизабет имела хорошую репутацию среди публики, а рыночные женщины Лас-Халлеса называли ее «Святой Женевьев Тюильри».^[6] Придворная жизнь в Тюильри описывалась как подавленная. Элизабет присутствовала на ужине с королевской семьей, работала над гобеленом с королевой после обеда и участвовала в вечернем семейном ужине с графом и графиней Прованса каждый день, а также продолжала управлять своим имуществом в Монтрей по письму. Она также поддерживала значительную переписку с друзьями как во Франции, так и за ее пределами, особенно со своими изгнанными братьями и другом. Мари-Анжелик де Бомбель, который сохранился и описывает ее политические взгляды.

В феврале 1791 года она решила не эмигрировать со своими тетями Аделаидой и Виктуар. Она прокомментировала в письме:

Я думал, что вижу в ваших письмах и в других полученных мною письмах, что люди удивляются, что я не поступил так, как мои тети. Я не думал, что мой долг побудил меня сделать этот шаг, и это то, что продиктовало мое решение. Но верьте, что я никогда не смогу предать ни свой долг, ни свою религию, ни свою привязанность к тем, кто только этого заслуживает и с кем я отдал бы мир, чтобы он жил.^[6]

Перелет в Варенн

В июне 1791 года она сопровождала королевскую семью на ее неудачном попытка побега, который был остановлен в Варенн, где они были вынуждены вернуться в Париж. Во время путешествия г-жа де Турзель выступала в роли баронессы де Корф, король - в роли камердинера, королева - в роли горничной, а Елизавета - в роли детской няни.

Она не принимала участия в знаменитом полете, но сыграла роль на обратном пути в Париж. Вскоре после отъезда Epernay по их возвращении к группе присоединились три комиссара Ассамблеи: Барнав, Зелье и Латур-Мобур, и двое первых присоединились к ним в карете. Во время путешествия Елизавета в течение нескольких часов говорила с Барнавом, пытаясь оправдать попытку побега короля и описать его взгляды на революцию, что частично было описано в мемуарах Турзеля:

«Я очень рад, что вы дали мне возможность открыть свое сердце и откровенно рассказать вам о революции. Вы слишком умны, господин Барнав, чтобы не сразу признать любовь короля к французам и его желание Чтобы сделать их счастливыми. Введенные в заблуждение чрезмерной любовью к свободе, вы думали только о ее преимуществах, не учитывая расстройство, которое могло бы ее сопровождать. Ослепленные своим первым успехом, вы пошли намного дальше, чем планировали. Сопротивление, с которым вы столкнулись, укрепило вас против трудностей и заставлял вас сокрушать, не задумываясь, все, что было препятствием для ваших планов. Вы забыли, что прогресс должен идти медленно, и что, стремясь к быстрому достижению, человек рискует заблудиться. Вы убедили себя, что, разрушая все, что уже существовали, хорошие или плохие, вы сделали бы идеальную работу и затем восстановили бы то, что было полезно сохранить. Руководствуясь этим желанием, вы напали на самые основы королевской власти и прикрыли остроумие h горечь и оскорбление лучшего из королей. Все его усилия и жертвы, направленные на то, чтобы вернуть вас к более мудрым идеям, были бесполезны, и вы не переставали клеветать на его намерения и унижать его в глазах его народа, забирая у королевской семьи все прерогативы, которые внушают любовь и уважение. Вырванный из дворца и доставленный в Париж самым позорным образом, его доброта никогда не подводила. Он открыл руки своим заблудшим детям и попытался прийти к взаимопониманию с ними, чтобы сотрудничать с ними на благо Франции, которой он дорожил, несмотря на ее ошибки. Вы вынудили его подписать еще не завершенную конституцию, хотя он заявил вам, что было бы лучше не санкционировать незаконченную работу, и вы обязали его представить ее в этой форме народу перед Федерацией, цель заключалась в том, чтобы присоединить к вам Департамент, чтобы изолировать Короля от нации ».^[6]

«Ах, мадам, не жалуйтесь на Федерацию. Мы бы потерялись, если бы вы знали, как извлечь из этого выгоду», - ответил Барнав.

"Король, несмотря на новые оскорбления, которые он получил с тех пор, не мог решиться сделать то, что он сейчас сделал. Но, напав на свои принципы - в своей семье - в своей личности - глубоко пострадал от преступлений совершенное по всей Франции и наблюдая общую дезорганизацию во всех правительственных департаментах с вытекающими из этого бедствиями; полон решимости покинуть Париж, чтобы уехать в другой город королевства, где, будучи свободным в своих действиях, он мог бы убедить Собрание пересмотреть его указы и там, где он мог согласованно с ним, разработать новую конституцию, в которой различные органы власти могут быть классифицированы и заменены на их должном месте и могут работать на благо Франции. Я не говорю о наших собственных горестях. Один только король , который должен объединиться с Францией, занимает нас целиком. Я никогда не оставлю его, если только ваши указы, лишающие меня свободы исповедовать религию, не заставят меня отказаться от него и отправиться в страну, где свобода совести позволяет мне практиковать моя религия, которой я придерживаюсь больше, чем моя жизнь ».^[6]

«Ни в коем случае, мадам, ваш пример и ваше присутствие слишком полезны для вашей страны», - ответил Барнав.^[6]

Зелье, в свою очередь, хорошо известно, что Элизабет была привлечена им во время путешествия: Элизабет позже упомянула об этом в письме, отметив, что она помнила «некоторые странные его замечания во время путешествия из Вареннеса».^[6] В гостинице в Dormans Сообщается, что с Элизабет связался офицер Жан Ландрие, который использовал ее в качестве посредника в своей безуспешной попытке помочь семье сбежать через окно и через реку в Винсель. По возвращении в Париж Элизабет и Турзель сопровождали из экипажа во дворец Барнав и Латур-Мобур соответственно и последними после короля, королевы и королевских детей; в то время как толпа приветствовала короля молчанием, королеву - неприязнью, а детей - приветствиями, особой общественной реакции на Элизабет и Турзеля не было.^[6]

Элизабет прокомментировала свое путешествие в Мари-Анжелик де Бомбель:

«Наше путешествие с Барнавом и Петионом прошло очень нелепо. Вы не сомневаетесь, что мы были в муках! Вовсе нет. Они вели себя очень хорошо, особенно первый, который очень умный и не жестокий, как говорят. Я начал с откровенно показав им свое мнение об их действиях, и после этого мы разговаривали на протяжении оставшейся части пути, как будто нас это не касалось. Барнав спас отряд Гардес, которые были с нами, и которых Национальная гвардия хотела убить наше прибытие сюда ".^[6]

После их возвращения король, королева и дофин (а также его гувернантка Турзель) были помещены под наблюдение, но ни одной страже не было поручено следить за дочерью или сестрой короля, и Элизабет фактически могла уйти в любое время. пожелала, но она предпочла остаться со своим братом и невесткой, по словам Турзеля, как «их утешение во время их плена. Ее внимание к королю и королеве и их детям всегда удваивалось пропорционально их несчастьям».^[6] Один из ее корреспондентов, аббат де Люберсак, уговаривал ее присоединиться к ее теткам в Риме, но она отказалась: «Есть определенные положения, в которых нельзя распоряжаться собой, и это мое. Линия, которой я должен следовать, прослеживается так. ясно по Промыслу, что я должен оставаться верным ему ».^[6]

События 1792 года

Элизабет во время Демонстрация 20 июня 1792 г..

20 февраля 1792 года Элизабет сопровождала королеву в Итальянский театр, который запомнился как последний раз, когда королева нанесла такой визит, и ей аплодировали публично, а также она присутствовала на официальных торжествах после подписания королем новой конституции и Празднование федерации 14 июля 1792 года. Новая конституция побудила ее изгнанных братьев подготовить французское регентство в изгнании, и Элизабет сообщила своему брату графу Артуа о политических изменениях в кодексе.^[6] Она безуспешно выступала против санкции царя Декрета против священников, отказавшихся принять конституционную присягу.^[6]

Элизабет и Марию Антуанетту посетила также делегация рабовладельцев из Saint Domingue, которая пришла просить короля о его защите от восстания рабов, во время которого упоминалось ее изображение: «Явившись перед вами, мадам, они не могут испытывать никаких других чувств, кроме преклонения перед вашими высокими добродетелями. интерес, который вы соизволите испытывать к их судьбе, смягчит ее горечь », на что она ответила:« Джентльмены, я остро пережила несчастья, которые посетили Колонию. Я очень искренне разделяю интерес, проявленный к этому со стороны Короля и Королева, и я прошу вас заверить в этом всех колонистов ".^[6]

Вовремя Демонстрация 20 июня 1792 г. Во дворце Тюильри Элизабет произвела большое впечатление своей храбростью, особенно когда ее временно приняли за королеву. Она присутствовала в покоях короля во время события и оставалась рядом с ним на протяжении большей части инцидента. Когда демонстранты заставили короля надеть революционный красный колпак, Элизабет была принята за королеву. Ее предупредили: «Ты не понимаешь, тебя принимают за австрийца», на что она классно ответила: «О, если бы это было так, не просвещай их, спаси от большего преступления».^[6] Она отвернула штык, направленный против нее со словами: «Берегитесь, месье. Вы можете кого-нибудь ранить, и я уверен, что вам будет жаль».^[6] Когда мужчина-роялист, пытающийся защитить короля, потерял сознание, она подошла к нему и оживила его своей нюхательной солью. После демонстрации 20 июня некоторые из демонстрантов фактически приписали неудавшееся нападение на королевскую семью демонстрацией мужества, проявленной поведением Элизабет, и сообщалось, что демонстрантка сказала: "Сегодня ничего нельзя было сделать. ; там была их добрая святая Женевьева ".^[6]

Сама Элизабет описала Демонстрацию в письме следующим образом:

«Мы были теперь у окна короля. Несколько человек, которые были с его камердинером, также пришли, чтобы присоединиться к нам. Двери были закрыты, и через несколько минут мы услышали чей-то зов. Это был Аклок, несколько гренадеров и добровольцев, которых он привел. попросил короля показаться в одиночестве. Король прошел в первую прихожую ... В тот момент, когда король вошел в свою прихожую, некоторые из людей королевы заставили ее вернуться в свои комнаты. Счастливее, чем она , не было никого, кто заставил бы меня покинуть короля, и королеву едва оттащили, как пикинеры выломали дверь. В этот момент король встал на какие-то сундуки, стоявшие в окне, и маршал де Муши, М. д'Эрвелли, Аклок и дюжина гренадеров окружили его. Я остался у стены, окруженной министрами, г-ном де Марсилли и несколькими представителями Национальной гвардии. Пикинеры вошли в комнату, как молния, они выглядели для короля, в особенности того, кто, говорят, говорил ужасные вещи, но гренадер схватил его за руку и сказал: «Несчастный, это твой король». Они в то же время плакали Vive le Roy. Остальные копейщики механически ответили на приветствие. Комната была заполнена быстрее, чем я могу написать, все просили санкции (указов) и отослать министров.В течение четырех часов повторялся один и тот же крик. Вскоре после этого приехали некоторые члены Ассамблеи. ММ. Верньо и Иснар очень хорошо говорили с людьми, говоря им, что они были неправы, прося Короля таким образом о санкции, и пытались убедить их уйти в отставку, но их слова были бесполезны. ... Наконец приехали Петион и другие члены муниципалитета. Первый воззвал к людям и, похвалив их достоинство и порядок, с которыми они прибыли, умолял их удалиться с таким же спокойствием, чтобы их не упрекнули в том, что они уступили всяким излишествам во время гражданского праздника. . . . . Но вернемся к королеве, которую я оставил, будучи вынужденным против ее воли, вернуться в квартиру моего племянника. . . . Она сделала все на свете, чтобы вернуться к королю, но ММ. де Шуазель, де Отвиль и наши женщины, которые были там, помешали ей. . . . Гренадеры вошли в зал Совета и посадили ее и детей за стол. Гренадеры и другие, которые были к ним очень привязаны, окружили их, и толпа прошла перед ними. Женщина надела красную шапку на голову Королевы и моего племянника. Король получил его почти с первого раза. Сантерре, который вел дело, хвалил ее и сказал, что ее люди ввели ее в заблуждение, сказав, что люди ее не любят; они сделали, и он мог заверить ее, что ей нечего бояться. «Никогда ничего не боишься с хорошими людьми», - ответила она, одновременно протягивая руку гренадерам, стоявшим рядом с ней, которые все бросились на нее, чтобы поцеловать. Это было очень трогательно. ... К королю прибыла настоящая делегация, и, поскольку я услышал это и не хотел оставаться в толпе, я ушел за час до него. Я вернулся к Королеве, и вы можете догадаться, с каким удовольствием я ее обнял ».^[6]

После демонстрации 20 июня Элизабет и король, как сообщается, отчаялись в будущем, «как в бездне, из которой они могли спастись только чудом Провидения».^[6] но она продолжала действовать как политический советник короля, и г-жа де Лаж де Волуд описала свое состояние в этот момент: «Она проводит дни в молитве и поглощении лучших книг о нашей ситуации. Она полна благородных и щедрых чувств: ее робость превращается в твердость, когда речь идет о разговоре с королем и о том, чтобы сообщить ему о положении вещей ".^[6]

Королевский двор был предупрежден, что на дворец будет нападение, и дворяне-роялисты собрались там, чтобы защитить королевскую семью 9 августа, спали везде, где только могли найти место. На следующий день, ожидая нападения, королева в сопровождении королевских детей, Елизаветы и принцессы де Ламбаль, обошла дворец, чтобы ободрить защитников, а затем последовала за королем, когда он осмотрел охрану внутри дворца. - однако они не сопровождали его, когда он посетил охрану, стоящую за пределами дворца.^[6]

На 10 августа 1792 г., когда повстанцы напали на Тюильри, королю и королеве Родерер посоветовал покинуть дворец и искать убежища в Законодательное собрание для их же безопасности, так как дворец невозможно было бы защитить. Услышав это, Элизабет спросила Редерера: «Мсье Родерер, вы ответите за жизнь короля и королевы?» «Мадам, - был его ответ, - мы отвечаем за это, что мы умрем рядом с ними; это все, что мы можем гарантировать».^[6] Королевская семья, включая Елизавету, покинула дворец в поисках убежища в Национальном собрании. Г-н де ла Рошфуко описал их:

«Я был в саду, достаточно близко, чтобы протянуть руку мадам принцессы де Ламбаль, которая была наиболее удрученной и напуганной из присутствующих; она приняла ее. Король шел прямо ... Королева плакала; время от времени время от времени она вытирала их и старалась принять уверенный вид, что она сохраняла некоторое время, но я чувствовал ее дрожь. Дофин не сильно испугался. Мадам Элизабет была спокойна и покорна, религия вдохновляла ее ... Маленькая мадам тихонько заплакала. Мадам принцесса де Ламбаль сказала мне: «Мы никогда не вернемся в замок».^[8]

Когда Элизабет увидела толпу, она, как сообщается, сказала: «Все эти люди введены в заблуждение. Я желаю их обращения, но не наказания».^[6]

Кухарский Храм мадам Елизаветы

Элизабет была охарактеризована как спокойная на собрании, где позже в тот же день она стала свидетельницей свержения своего брата. Оттуда она последовала за семьей к Фойянам, где она заняла четвертую комнату со своими племянниками Турзелем и Ламбалем. Как сообщается, ночью на улице были несколько женщин, которые плакали из-за голов короля, королевы и Елизаветы, на что король обиделся и спросил: "Что они с ними сделали?" ссылаясь на угрозы в адрес его супруги и сестры.^[6] По сообщениям, Элизабет провела ночь без сна в молитве. В Feuillants к ним присоединились некоторые из их свиты, среди которых Полин де Турзель. Всю семью перевели в Храмовая башня Через три дня. Перед тем, как покинуть Feuillants, Элизабет сказала Полин де Турзель: «Дорогая Полин, мы знаем вашу осторожность и вашу привязанность к нам. У меня есть очень важное письмо, от которого я хочу избавиться, прежде чем уйти отсюда. Помогите мне его составить. пропадать."^[6] Они разорвали восьмистраничное письмо, но Полина проглотила страницы за нее.^[6]

храм

Прощание между бывшим Людовиком XVI и его семьей, включая Элизабет, перед казнью.

После казни бывшего короля 21 января 1793 г. и разлучения ее племянника молодой "Людовик XVII" от остальных членов семьи 3 июля Элизабет осталась с Мария Антуанетта, и Мари-Тереза ​​Шарлотта, Мадам Рояль, в их квартире в Башне. Бывшая королева была доставлена ​​в Консьержери 2 августа 1793 г. Когда ее невестка была удалена, и Элизабет, и ее племянница безуспешно просили следовать за ней; Первоначально, однако, они поддерживали связь с Марией-Антуанеттой через слугу Хюэ, которая была знакома с мадам Ричард в Консьержери.^[6]

Мария-Антуанетта была казнена 16 октября. Ее последнее письмо, написанное рано утром в день казни, было адресовано Элизабет, но до нее так и не дошло. Во время судебного процесса против Марии-Антуанетты ей были предъявлены обвинения в растлении ее сына, обвинения, которые ее сын, казалось, подтвердил на допросе, и которые были направлены также против Элизабет, и Мария-Антуанетта ссылалась на них в своем письме, в котором она попросила Элизабет простить своего сына: «Я должна поговорить с вами о чем-то очень болезненном для моего сердца. Я знаю, как сильно этот ребенок, должно быть, причинил вам боль. Простите его, моя дорогая сестра. Подумайте о его возрасте и о том, как легко это сделать. чтобы ребенок сказал, чего он хочет, а чего даже не понимает ».^[6]

Элизабет и Мари-Тереза ​​держали в неведении о смерти Марии-Антуанетты. 21 сентября они были лишены привилегии иметь слуг, что привело к удалению Тисона и Турги и, таким образом, их способности общаться с внешним миром с помощью секретных писем.^[6] Элизабет сосредоточилась на своей племяннице, утешая ее религиозными заявлениями о мученичестве, а также безуспешно протестовала против обращения с ее племянником.^[6] Позже Мари-Тереза ​​писала о ней: «Я чувствую, что у меня есть ее природа ... [она] считала меня и заботилась обо мне как о своей дочери, а я, я почитал ее как вторую мать».^[12]

Испытание

Элизабет не считалась опасной Робеспьер, и первоначальным намерением было изгнать ее из Франции. В приказе от 1 августа 1793 года, в котором говорилось о высылке и суде над Марией-Антуанеттой, фактически говорилось, что Элизабет не следует судить, а изгнать: «Все члены семьи Капет будут изгнаны с территории Республика, за исключением детей Луи Капета и членов семьи, подпадающих под юрисдикцию Закона. Элизабет Капет не может быть выслана до суда над Марией Антуанеттой ».^[6]

Тем не мение, Chaumette упоминал Храм как "особое, исключительное и аристократическое убежище вопреки духу равенства, провозглашенному Республикой [...], представляющим Генеральному совету Коммуны абсурдность содержания в Храмовой башне трех человек, которые вызвало дополнительную услугу и чрезмерные расходы ",^[6] и Эбер настаивал на ее казни. Хотя сам Робеспьер хотел избежать такой «бесполезной жестокости», политический климат был таков, что он «скрывал свою мысль об отсрочке наказания за словами оскорбления. Он не осмеливался заявить, что эта невинная женщина из-за яростного нетерпения Эберта, не оскорбляя желаемую жертву. чтобы спасти. Он назвал ее "презренной сестрой Капета".^[6][13]

9 мая 1794 года Элизабет, которую называли только «сестрой Луи Капета», была переведена в Консьержери делегацией комиссаров во главе с Моне, действующей по приказу Фукье-Тинвиля. Элизабет обняла Мари-Терезу и заверила ее, что она вернется. Когда комиссар Юдес заявила, что она не вернется, она сказала Мари-Терезе проявить храбрость и доверие Богу.^[6] Через два часа ее доставили в Революционный трибунал в Консьержери и подверглась своему первому допросу перед судьей Габриэлем Делиджем в присутствии Фукье-Тинвилля.

Ее обвинили в участии в тайных советах Марии-Антуанетты; в переписке с внутренними и внешними врагами, среди которых были ее сосланные братья, и в сговоре с ними против безопасности и свободы французского народа; поставки эмигранты с фондами, финансирующими их войну против Франции, продавая ее алмазы через агентов в Голландии; знать и помогать в Перелет в Варенн; поощрения сопротивления королевских войск во время события 10 августа 1792 г. устроить расправу над людьми, штурмовавшими дворец.^[6]

Элизабет заявила, что она точно знает, что Мария-Антуанетта не проводила тайных советов; что она знала только друзей Франции и поддерживала с ними контакты, и не имела контактов со своими изгнанными братьями с тех пор, как покинула Тюильри; что она не обеспечивала эмигрантов средствами; что она не знала о бегстве в Варен заранее и что его целью было не покинуть страну, а только удалиться в сельскую местность для здоровья короля, и что она сопровождала своего брата по его приказу; она также отрицала, что посещала швейцарскую гвардию вместе с Марией-Антуанеттой в ночь перед 10 августа 1792 года.^[6]

Мадам Элизабет Франсуа-Серафин Дельпеш, c.1823

После допроса ее перевели в одиночную камеру. Она отказалась от государственного защитника, но, похоже, назвала Клод Франсуа Шово-Лаофард в качестве ее защитника, как его назвали те, кто утверждал, что был послан ею. Ему не разрешили увидеться с ней в тот день, поскольку Фукье-Тинвиль сказал ему, что ее не будут судить в течение некоторого времени и что у нее будет достаточно времени, чтобы поговорить с ней. Однако на самом деле она предстала перед судом сразу же на следующее утро, и поэтому Шово-Лаофард был вынужден явиться на суд в качестве своего защитника, не поговорив с ней заранее. Элизабет судили с 24 обвиняемыми сообщниками (десять из которых были женщинами), хотя во время судебного разбирательства она была помещена «на верхние места» и, таким образом, была более заметной, чем остальные. Сообщается, что она была одета в белое и привлекала большое внимание, но в отношении остальных она описывалась как безмятежная и успокаивающая.^[6]

Суд над ней вел Рене Франсуа Дюма, председатель Трибунала, при поддержке судей Габриэля, Дележа и Антуана Мари Мера. На суде ей задавали те же вопросы, что и на допросе, и она отвечала примерно так же. В связи с обвинением в том, что она поощряла швейцарскую гвардию и защитника роялистов против нападавших в течение 10 августа, ее спросили: «Разве вы не позаботились и залечили раны убийц, которые были посланы на Елисейские поля против храбрые марсельцы вашим братом? ", на что она ответила:" Я не знаю, что мой брат посылал убийц против кого-либо, кем бы они ни были. Я оказал помощь нескольким раненым. Только человечество побудило меня перевязать их раны. . Чтобы утешить их, мне не нужно было выяснять причины их несчастий. Я не претендую на заслуги перед ними и не могу представить, чтобы это можно было вменять мне в качестве преступления ».^[6] Когда ее спросили, не называла ли она своего племянника королем, игнорируя тот факт, что Франция была республикой, она ответила: «Я хорошо разговаривала с бедным ребенком, который был мне дорог по нескольким причинам; поэтому я дал ему утешение, которое показалось мне способным утешить его за потерю тех, кому он был обязан своим существованием ". Это было истолковано как знак того, что она" питала маленького Капета замыслами мести, против которых вы и ваши не переставали выступать. Свобода, и что вы льстили себе надеждой воскресить сломанный трон, залив его кровью патриотов ».^[6]

Ее защитник Шово-Лаофард позже вспоминал свою речь в ее защиту:

"Я заметил, что процесс состоит из списка банальных обвинений, без документов, без вопросов, без свидетелей, и, как следствие, там, где не было юридического элемента обвинения, не могло быть никакого юридического обвинения. Я добавил, что поэтому они мог предложить только в оппозиции к августейшей обвиняемой, ее ответы на вопросы, которые они задали ей, поскольку только в этих ответах заключалось все дело; но эти ответы сами по себе, далекие от осуждения ее, будут, наоборот, , принести ее честь в глазах всех, поскольку они не доказали ничего, кроме доброты ее сердца и героизма ее дружбы. Затем, после разработки этих первых идей, я в заключение сказал, что вместо защиты мадам Элизабет мне нужно было только представить ее извинения, но это, в связи с невозможностью найти человека, достойного ее, мне оставалось только сделать одно замечание, которое заключалось в том, что принцесса, которая при дворе Франции была самым совершенным образцом всех добродетелей es, не мог быть врагом французов ».^[6]

Дюма ответил на «дерзость ее защитника говорить о том, что он назвал мнимыми добродетелями Обвиняемых и тем самым исказил общественную мораль», а затем выступил перед присяжными:

"Существовали заговоры и заговоры, составленные Капетом, его женой, его семьей, его агентами, его сообщниками, в результате которых со стороны союзных тиранов за границей были провокации к войне, а внутри страны - гражданская война. Помощь людьми и оружием была была предоставлена ​​противнику; войска собраны; распоряжения приняты; вождей назначено уничтожать людей, уничтожать свободу и восстанавливать деспотизм. Энн Элизабет Капет - соучастница этих заговоров? "^[6]

Присяжные признали Элизабет и всех ее 24 сообвиняемых виновными по предъявленным обвинениям, после чего Трибунал «в соответствии с четвертой статьей второй части Уголовного кодекса»,^[6] приговорил их к смерти и быть гильотинированный на следующий день.^[14] Один из ее сообвиняемых был освобожден от казни из-за беременности. В записях судебного процесса над Николя Паскуином ее камердинер из покоев она упоминается как сестра тирана Капета. Паскен, в возрасте 36 лет, был также приговорен к смертной казни за его предполагаемое участие в заговоре 10 августа 1792 года и казнен 6 февраля.^[15]

Покидая суд, Фукье-Тинвиль заявила президенту: «Надо допустить, чтобы она не жаловалась», на что Дюма ответил: «На что должна жаловаться Елизавета Французская? Разве мы сегодня не дали ей суд. достойных ее аристократов? Ничто не помешает ей еще вообразить себя в салонах Версаля, когда она увидит себя в окружении этой верной знати у подножия святой гильотины ».^[6]

Исполнение

После суда Элизабет присоединилась к осужденным вместе с ней в Зале Осужденных, ожидая их казни. Она спросила Марию-Антуанетту, на что одна из заключенных сказала ей: «Мадам, вашу сестру постигла та же участь, что и нас самих».^[6]

Сообщается, что она успешно успокаивала и укрепляла моральный дух своих сокамерников перед предстоящей казнью с помощью религиозных аргументов и собственного примера спокойствия: «Она говорила с ними с невыразимой мягкостью и спокойствием, подавляя их душевные страдания безмятежностью своего взгляда, спокойствие ее внешности и влияние ее слов. [...] Она воодушевляла их надеяться на Того, Кто вознаграждает мужеством перенесенные испытания и свершенные жертвы », и сказала:« Нас не просят жертвовать своей верой, как ранние мученики, но только наша жалкая жизнь; давайте со смирением принесем эту маленькую жертву Богу ".^[6] Она сказала г-ну де Ломени, который был возмущен тем, как Фукье вменял свою популярность среди своих бывших избирателей в Бриенне преступлением: «Если достойно уважения сограждан, то это гораздо лучше. поверьте мне, чтобы заслужить милосердие Божие. Вы показали своим соотечественникам, как делать добро. Теперь покажите им, как умирают, когда совесть его спокойна », и мадам де Монморин, которая отчаялась казнить вместе со своим сыном: «Вы любите своего сына и не хотите, чтобы он сопровождал вас? Вы собираетесь наслаждаться небесными радостями и хотите, чтобы он оставался на этой земле, где теперь только муки и горе!»^[6]

Элизабет была казнена вместе с 23 мужчинами и женщинами, которые предстали перед судом и были осуждены одновременно с ней, и, как сообщается, по дороге беседовала с мадам де Сенозан и мадам де Круссоль. В тележке, везущей их на казнь, и пока она ждала своей очереди, она помогла нескольким из них пройти через это испытание, подбадривая их и декламируя De profundis пока не пришло ее время.^[16] Рядом с Пон-Нёф белый платок, закрывавший ее голову, был сорван, и, таким образом, будучи единственным человеком с непокрытой головой, она привлекала особое внимание зрителей, и свидетели засвидетельствовали, что она была спокойна на протяжении всего процесса.^[6]

У подножия гильотины стояла скамья для осужденных, которые должны были покинуть телегу и ждать на скамейке перед казнью. Элизабет покинула телегу первой, отказавшись от помощи палача, но должна была быть вызвана последней, в результате чего она стала свидетельницей смерти всех остальных.^[12] Первой, кого позвали, была мадам де Круссоль, которая поклонилась Элизабет и попросила обнять ее; после того, как Элизабет согласилась, все следующие заключенные женщины получили такое же прощание, в то время как мужчины кланялись ей, и каждый раз она повторяла псалом "De Profundis".^[6] Это привлекло внимание, и один из зрителей прокомментировал: «Они могут делать ей саламы, если захотят, но она разделит судьбу австрийки».^[6] Сообщается, что она значительно укрепила моральный дух своих товарищей по заключению, которые все вели себя мужественно. Когда последний человек перед ней, мужчина, поклонился ей, она сказала: «Мужество и вера в милость Бога!» а затем встала, чтобы приготовиться к своей очереди.^[6] Пока ее привязывали к доске, ее фичу (что-то вроде шали) упала, обнажив плечи, и она закричала палачу: «Au nom de votre mère, monsieur, couvrez-moi. (Именем вашей матери, сэр, прикройте меня) ».^[16]

Как сообщается, ее казнь вызвала определенные эмоции у прохожих, которые не кричали «Vive la Republique» по этому поводу, что в остальном было обычным явлением. Уважение, которым пользовалась Элизабет среди публики, вызвало беспокойство у Робеспьера, который никогда не хотел, чтобы ее казнили, и который «боялся последствий» ее смерти.^[6] Вечером казни он спросил Бертран Баре что люди говорили, и получил ответ: «Они ропщут; они кричат ​​против вас; они спрашивают, что сделала мадам Элизабет, чтобы вас оскорбить; в чем были ее преступления; почему вы отправили этого невинного и добродетельного человека на эшафот».^[6] Робеспьер ответил: «Ну, вы понимаете, это всегда я. Уверяю вас, моя дорогая Марет, что я не только был причиной смерти мадам Элизабет, но и хотел спасти ее. Это был этот негодяй. Колло д'Эрбуа который украл ее у меня ".^[6]

Ее тело похоронили в братской могиле на Кладбище Эрранцис в Париже.^[17] Во время Реставрация, ее брат Людовик XVIII искал ее останки, только чтобы обнаружить, что тела, захороненные там, разложились до состояния, при котором их невозможно было идентифицировать. Останки Элизабет вместе с останками других жертв гильотины (включая Робеспьера, также похороненного на кладбище Эррансис) были позже помещены в кладбище. Катакомбы Парижа. Медальон представляет ее на Базилика Сен-Дени.

Причина беатификации и канонизации

Причина беатификация Элизабет был представлен в 1924 году, но еще не завершен. В 1953 г. Папа Пий XII декретом признал героический характер ее добродетелей просто из-за ее мученичество. Принцесса была объявлена Раб божий и причина беатификации была официально представлена ​​23 декабря 1953 г. Кардинал Морис Фельтин.^[18]

В 2016 г. Кардинал Андре Винт-Труа, Архиепископ Парижа, возродил дело беатификации принцессы Елизаветы. Ксавье Сноек, приходской священник прихода Сент-Элизабет де Венгрия, назначен постулатором по делу^[19] (церковь, расположенная в бывшем районе Храма, где была заключена принцесса), и в мае 2017 года признал ассоциацию верными сторонниками ее дела.^[20]

15 ноября 2017 г. компания Vingt-Trois после консультации с Конференция епископов Франции и nihil obstat из Конгрегация по делам святых в Риме, надеется, что этот процесс приведет к канонизация принцессы Елизаветы, сестры Людовик XVI.^[21]

Оценка

Элизабет, которой за неделю до смерти исполнилось тридцать, казнили главным образом потому, что она была сестрой короля;^[22] однако, по общему мнению французских революционеров, она была сторонницей ультраправый роялист фракция. Есть много свидетельств того, что она активно поддерживала происки графа д'Артуа по введению иностранных армий во Францию ​​для подавления революции. В монархических кругах ее образцовая личная жизнь вызвала большое восхищение. Элизабет очень хвалили за ее благотворительность, семейную преданность и набожную католическую веру. Не может быть никаких сомнений в том, что она рассматривала революцию как воплощение зла на земле.^{[нужна цитата ]} и просмотрел гражданская война как единственное средство выгнать его с земли.

Роялистская литература представляет ее как католического мученика, в то время как левые историки жестко критикуют ее за крайнюю неприязнь. консерватизм, что казалось чрезмерным даже Людовику XVI и Марии Антуанетте.^{[нужна цитата ]} Несколько биографий о ней были опубликованы на французском языке, а подробное описание ее жизни дано в Антония Фрейзер Биография Марии-Антуанетты и расследовательская биография Людовика XVII Деборы Кэдбери.

Предки

Рекомендации

В этой статье цитируется источники но не предоставляет ссылки на страницы. Вы можете помогите улучшить это путем введения более точных цитат. (Май 2019) (Узнайте, как и когда удалить этот шаблон сообщения)

Источники

• Чисхолм, Хью, изд. (1911). «Елизавета Французская». Британская энциклопедия. 9 (11-е изд.). Издательство Кембриджского университета.

Основной источник

• (На французском) Воспоминания герцогини Ангулемской о пленении в храме (из рукописи автографа; см. в частности Часть 3)
• Воспоминания герцогини Ангулемской о пленении в храме, (Английский перевод 1823 г. немного отредактированного французского издания; см., В частности, Часть 3)