Иерусалим (Мендельсон) - Jerusalem (Mendelssohn)

Титульный лист первого издания (Берлин: Фридрих Маурер, 1783 г.)

Иерусалим, или о религиозной власти и иудаизме (Немецкий: Иерусалим oder über Religiöse Macht und Judentum) - это книга, написанная Моисей Мендельсон, который был впервые опубликован в 1783 году - в том же году, когда прусский офицер Кристиан Вильгельм фон Дом опубликовал вторую часть своего воспоминания Об улучшении гражданского положения евреев.^[1] Моисей Мендельсон был одной из ключевых фигур еврейского Просвещения (Haskalah ) и его философский трактат, посвященный общественному договору и политической теории (особенно по вопросу о отделение религии от государства ), можно считать его важнейшим вкладом в Haskalah. Книга, написанная в Пруссии накануне французская революция, состоял из двух частей, каждая из которых выгружалась отдельно. В первой части обсуждается «религиозная власть» и свобода совести в контексте политической теории (Барух Спиноза, Джон Локк, Томас Гоббс ), а во второй части обсуждается личная концепция Мендельсона о Иудаизм относительно новой светской роли любой религии в просвещенном государстве. В своей публикации Моисей Мендельсон сочетал защиту еврейского населения от публичных обвинений с современной критикой нынешних условий прусской монархии.

Историческое прошлое

Мендельсон, Лафатер и Лессинг (сзади), гравюра с картины художника Мориц Даниэль Оппенгейм (1800-1881)

В 1763 году несколько студентов-богословов посетили Моисей Мендельсон в Берлине из-за его репутации писатель, и они настаивали на том, что хотят знать мнение Мендельсона о христианстве. Три года спустя один из них, швейцарец Иоганн Каспар Лаватер прислал ему свой немецкий перевод Шарль Бонне с Философская палингенезия, с публичным посвящением Мендельсону. В этом посвящении он обвинил Мендельсона в решении следовать доводам Бонне и принять христианство или опровергнуть аргументы Бонне. Очень амбициозный священник Лафатер опубликовал свое посвящение Мендельсону и ответ Мендельсона вместе с другими письмами, датированными 1774 годом, в том числе молитвой доктора Кёльбеле, «крестившего двух израильтян в результате спора Мендельсона». Он злоупотребил репутацией Мендельсона и его писем о религиозной терпимости, чтобы стать своего рода христианским Мессией современного иудаизма, не обращая внимания на Haskalah как обращение в христианство.^[2]

Эта интрига была перенесена во времена средневековых крестовых походов в аллегорической драме. Натан дер Вайз друга Мендельсона Готтхольд Эфраим Лессинг: Лессинг заменил молодого священника Лафатера исторической фигурой. Саладин который предстал как терпимый герой крестовых походов с точки зрения современной просвещенной историографии. Мотив Натана, который ответил притча о кольце, было взято из Боккаччо "s"Декамерон "и Лессинг намеревался создать свою драму как памятник терпимости и просвещения, посвященную Моисею Мендельсону. Лессинг был открытым и современным масоном, и у него самого был публичный богословский спор (Fragmentenstreit ) об исторической правде Новый Завет с ортодоксальным лютеранским гауптпастором Иоганн Мельхиор Гёзе в Гамбурге в 70-е годы. Наконец, он был запрещен в 1778 году Герцогом Брауншвейгским. Новый способ Лессинга задавать вопросы об основах определенной религии и рассматривать его усилия по религиозной терпимости был задуман как отражение нынешней политической практики.

В 1782 году, после провозглашения так называемого «толерантного патента» в Габсбургская монархия под Иосиф II и реализация «lettres patntes» в Французская монархия под Людовик XVI, религия и особенно Еврейская эмансипация стал излюбленным предметом частных дебатов в Эльзасе-Лотарингии, и за этими дебатами часто следовали публикации христианских священнослужителей и аббатов.^[3] Мендельсона Иерусалим или о религиозной власти и иудаизме можно рассматривать как его вклад в дискуссию.

В 1770-х годах евреи в Швейцарии и Эльзасе часто просили Мендельсона выступить в качестве посредника - и однажды Лаватер поддержал вмешательство Мендельсона. Около 1780 года в Эльзасе произошла еще одна антисемитская интрига, когда Франсуа Ад обвинил еврейское население в истощении крестьян. У современных эльзасских евреев не было разрешения покупать землю, но они часто существовали как трактирщики и ростовщики в сельской местности.^[4] Герц Серфберр, общинный лидер эльзасских евреев, попросил Моисея Мендельсона отреагировать Mémoire о правовой дискриминации еврейского населения, как это было обычной практикой прусской администрации. Моисей Мендельсон устроил Mémoire прусским офицером и масон Кристиан Вильгельм фон Дом в котором оба автора пытались связать подтверждение непросвещенного состояния с требованием общего улучшения гражданского состояния.^[5]

В этом отношении Моисей Мендельсон доказал в своей книге Иерусалим который был опубликован в том же году, что «улучшение» гражданского положения евреев не может быть отделено от острой необходимости модернизации прусской монархии в целом. Причина, по которой Моисей Мендельсон как один из самых признанных философов Haskalah был из Пруссия, следует понимать, исходя из того, что состояние еврейской эмансипации там как на самом низком уровне по сравнению с соседними странами. Таким образом, еврейское население было вынуждено ассимилироваться в большей степени, чем в других странах в 19 веке: монархия Гогенцоллернов со своими указами пошла по стопам Габсбургская монархия - с опозданием на 10 лет. В 1784 году, через год после публикации книги Мендельсона Иерусалим, администрация Габсбургской монархии запретила раввинскую юрисдикцию и подчинила еврейское население своей собственной юрисдикции, но с более низким правовым статусом.^[6] Ожидалось, что этот первый шаг монархии будет сделан в направлении нетерпимости. В 1791 г. Национальное собрание французская революция провозгласил полные гражданские права еврейского населения Французская Республика (Déclaration des droits de l'homme et du citoyen ).

Трактат Моисея Мендельсона «О религиозной власти» и его состав

Моисей Мендельсон был высокообразованным ученым и учителем, который в молодости посвятил много усилий немецкому переводу классических эллинских и римских философов и поэтов, и стал очень известным и влиятельным философом. Haskalah. Его книга Иерусалим oder über Religiöse Macht und Judentum можно рассматривать как одно из главных произведений еврейского Просвещения.

Часто этот текст, который объясняет реальную тему «улучшения» в защите Дома, все еще недооценивается как вклад в философию - вероятно, потому, что он был напрямую связан с исторической ситуацией и социальными условиями жизни автора. С другой стороны, многие историки, обеспокоенные Хаскалой, критиковали героический образ Моисея Мендельсона, в котором он выступает как отправная точка еврейского просвещения, без какого-либо отношения к более ранним попыткам примерно в начале 18 века.

Что касается нынешних обвинений и жалоб на нынешнее состояние иудаизма как современного христианского предрассудка, который только что заменил средневековые (например, отравление фонтанов, ритуальное убийство христианских детей в Песах и т. Д.),^[7] его предметом улучшения была религия, особенно та, которую нужно отделить от государства.

У двух частей его книг нет названий, кроме Эрстер и Цвайтер Абшнитт («первый» и «второй раздел»), причем первый четко рассматривал современные конфликты государства, а второй - конфликты религии. В первой автор развил свою политическую теорию в направлении утопии справедливой и терпимой демократии, которую он отождествил с политической попыткой Моисеева закона: отсюда и название «Иерусалим». Во второй части он разработал новую педагогическую задачу, которую каждая религия должна выполнять в частном секторе. Все свелось к этому, потому что толерантное государство должно быть отделено от любой религии. Следовательно Закон мозаики и традиционная практика юрисдикции больше не была делом иудаизма, если бы существовало терпимое государство. Вместо этого новым зарядом религии будет воспитание справедливых и терпимых граждан. Книга в целом обобщает критику Моисея Мендельсона относительно современных условий прусской монархии и правового статуса различных религий, что в конечном итоге означает гражданский статус ее жителей в соответствии с их верой - предметом Кристиан Вильгельм фон Дом с Mémoire.

Философский выпуск (часть первая)

Иоганн Георг Зульцер

Концепцию политической теории Мендельсона следует понимать из исторической ситуации в прусской монархии, и он сформулировал свою теорию до Канта. В 1771 г. его также выбрали Иоганн Георг Зульцер, которые хотели, чтобы он стал членом философского отдела в Preussische Akademie der Wissenschaften. Но звонок Зульцера был запрещен Фридрих Великий. Королевское вмешательство ясно показало границы просвещения и терпимости в прусской монархии в том, что касалось разделения религии и государства.^[8]

В 1792 г. Имманель Кант используется в Die Religion innerhalb der Grenzen der blossen Vernunft традиционный теологический аргумент о неполноценности Закон мозаики которая насильственно заставит человечество выработать моральное отношение, поэтому его нельзя действительно понимать как религию.

Деспотизм (Спиноза и Монтескье)

Моисей Мендельсон открыл первую часть своего трактата, опубликованного в 1783 году, с очень похожего понимания религии, но он выбрал в качестве политического примера «римско-католический деспотизм». Хотя его описание конфликта между государством и религией как конфликта между здравым смыслом и религией было очень близко к описанию Барух Спиноза в его Tractatus theologico-politicus, Мендельсон лишь кратко упомянул Спинозу,^[9] сравнением его заслуг в метафизике, которое соответствовало Гоббс 'в области моральной философии. Монтескье Более поздняя политическая теория России отметила изменение современной ситуации, когда этот конфликт вызвал, наконец, упадок церкви, а также надежды и опасения по поводу ожидаемого конца древний режим:

Der Despotismus hat den Vorzug, daß er bündig ist. So lästig seine Forderungen dem gesunden Menschenverstande sind, так sind sie doch unter sich zusammenhängend und systematisch. […] So auch nach römisch-katholischen Grundsätzen die kirchliche Verfassung. […] Räumet ihr all ihre Forderungen ein; so wisset ihr wenigstens, woran ihr euch zu halten habet. Euer Gebäude ist aufgeführt, und in allen Theilen desselben herrscht vollkommene Ruhe. Freylich nur jene fürchterliche Ruhe, wie Montesquieu sagt, die Abends in einer Festung ist, welche des Nachts mit Sturm übergehen soll. […] Итак, лысый абер ди Фрейхейт и диэсем систематизирован Гебауде этвас цу веррюккен вагт, так что drohet Zerrüttung von allen Seiten, und man weis am Ende nicht mehr, был давон стехен блейбен канн.^[10]

Деспотизм имеет то преимущество, что он постоянен. Насколько неприемлемыми могут быть его требования здравого смысла, они последовательны и систематичны. […] А также церковная конституция в соответствии с принципами Римско-католической церкви: […] Пока вы следуете всем ее требованиям, вы знаете, что делать. Ваше здание основано, и во всех его частях царит совершенная тишина. Разумеется, только в той ужасающей тишине, как возражал Монтескье, которую вы найдете в крепости, прежде чем она будет взята штурмом с наступлением темноты. […] Но как только свобода осмелится сдвинуть что-то в этом здании, она повсюду будет угрожать разрушением. Так что в конце концов вы не знаете, какая часть здания не будет разрушена.

Естественное состояние человека - нетерпимость (Томас Гоббс)

«Non est potestas super terram quae comparatur ei [Нет силы, правящей землей, которая могла бы сравниться с Его.] Иоб 41:24» - фронтиспис Томас Гоббс ' книга Левиафан к Авраам Боссе (Лондон, 1651 г.)

С этой либертарианской точки зрения он приблизился к Томас Гоббс 'сценарий «войны каждого против всякого» (Bellum omnium contra omnes), который Гоббс описал как «естественное состояние человечества» в своей книге Левиафан:

Stand der Natur sey Stand des allgemeinen Aufruhrs, des Kriegesaller wide alle, в журнале welchem ​​jeder mag, был er kann; alles Recht ist, wozu man Macht hat. Dieser unglückselige Zustand habe so lange gedauert, bis die Menschen übereingekommen, ihrem Elende ein Ende zu machen, auf Recht und Macht, in so weit es die öffentliche Sicherheit betrift, Verzicht zu thun, und solche zu thun, solche eziner festrift sey dasjenige Recht, был diese Obrigkeit befielt.Für bürgerliche Freyheit hatte er entweder keinen Sinn, oder wollte sie lieber vernichtet, als so gemißbraucht sehen. […] Alles Recht gründet sich, nach seinem System, auf Macht, und all Verbindlichkeit auf Furcht; da nun Gott der Obrigkeit an Macht unendlich überlegen ist; so sey auch das Recht Gottes unendlich über das Recht der Obrigkeit erhaben, und die Furcht vor Gott verbinde uns zu Pflichten, die keiner Furcht vor der Obrigkeit weichen dürfen.^[11]

[Согласно Гоббсу] естественное состояние было состоянием общего бунта, война каждого человека против каждого человека, в котором каждый может сделать что он мог сделать; в котором все было бы правильно, пока была только сила. Это прискорбное состояние длилось до тех пор, пока люди не согласились покончить со своими страданиями и воздержаться от права и власти в том, что касается общественной безопасности. И они согласились оставить оба в руках избранной власти. Отныне то, что приказал этот орган, было правильным. Он [Томас Гоббс] либо не понимал гражданской свободы, либо просто предпочитал видеть ее уничтоженной, а не злоупотреблять ею. […] Согласно его системе, все верно основан на мощность, и все здравый смысл на страх. Поскольку Бог в своей власти бесконечно превосходит любую [светскую] власть, право Бога также бесконечно превосходит право любой власти. И этот страх перед Богом обязывает нас выполнять обязанности, от которых никогда нельзя отказываться из-за страха перед любой [светской] властью.

Из этого естественного человеческого состояния, которое было запрещено религиозным страхом перед Богом (в Боссе на фронтисписе, составленном толпой людей), Мендельсон определил роль государства (левая колонка под мечом) и роль религии (правая колонка под посохом) и то, как они оба должны привести в гармонию:

Der Staat gebietet und zwinget; die Religion belehrt und überredet; der Staat ertheilt Gesetze, die Religion Gebote. Der Staat hat physische Gewalt und bedient sich derselben, wo es nöthig ist; die Macht der Religion - это Liebe und Wohlthun.^[12]

Государство приказывает и принуждает; религия просвещает и убеждает; государство декларирует законы, религия предлагает заповеди. Государство обладает физической силой и использует ее, когда это необходимо; сила религии благотворительность и благодеяние.

Но какой бы ни была религия, которую нужно поддерживать в гармонии с государством, государство как светская власть никогда не должно иметь право решать, что такое вера и совесть своих граждан.

У Томаса Гоббса Левиафан аргумент о том, что страх перед Богом также рассматривает государство как низшую силу, был заимствован из богословской традиции, которая также была очень распространена в христианской святоотеческой и ее восприятии Танах. Мендельсон, очевидно, использовал моральную философию Гоббса, чтобы обратиться к нынешним условиям во Франции и Габсбургской монархии и ее римско-католической конституции, но его основным адресом, вероятно, была Пруссия и ее "философ-король ".

Но «триумф» Мендельсона над Гоббсом не означал, что состояние человеческой натуры Гоббса не имело значения для его собственной политической теории. Впечатляющее обоснование общественного договора Гоббсом было гораздо более полезным для риторических нужд Haskalah чем Руссо с contrat sociale потому что его моральная философия очень глубоко отражала последствия злоупотребления политической властью. И все современники, исповедующие иную, нежели государственную религию, веру, были хорошо знакомы с этими последствиями.

Контракт толерантности (Джон Локк)

Джон Локк в портрете автора Сэр Годфри Кнеллер (1646–1723)

Через категорию «свобода совести» (Gewissensfreiheit) Мендельсон обратился с темной стороны («война каждого человека против каждого») к Джон Локк просвещенное определение толерантности и его концепции разделения религии и государства:

Locke, der in denselben verwirrungsvollen Zeitläuften lebte, suchte die Gewissensfreyheit auf eine andre Weise zu schirmen. In seinen Briefen über die Toleranz legt er die Definition zum Grunde: Ein Staat sey eine Gesellschaft von Menschen, die sich vereinigen, um ihre Zeitliche Wohlfarth gemeinschaftlich zu befördern. Hieraus folgt alsdann ganz natürlich, daß der Staat sich um die Gesinnungen der Bürger, ihre ewige Glückseligkeit Betreffend, gar nicht zu bekümmern, sondern jeden zu dulden habe, der sürtürütürürütürünüüürürütüüürürühühühühüß hinderlich ist. Der Staat, als Staat, hat auf keine Verschiedenheit der Religionen zu sehen; denn Religion hat an und für sich auf das Zeitliche keinen nothwendigen Einfluß, und stehet blos durch die Willkühr der Menschen mit demselben in Verbindung.^[13]

Локк, живший в то же время, полное замешательства [как и Гоббс], искал другой способ защитить свободу совести. В своих письмах о толерантности он обосновал свое определение следующим образом: государство должно быть объединением людей, которые согласились вместе поддерживать свои временный благосостояние. Из этого совершенно естественно следует, что государство не должно заботиться об отношении гражданина к их вечной вере, оно должно скорее терпеть всех, кто ведет себя с гражданским уважением, то есть не должно препятствовать своим согражданам в отношении их светской веры. Государство как гражданская власть не должно было замечать расхождения; потому что религия сама по себе не обязательно имела какое-либо влияние на временное, она просто была связана с ним произвольностью людей.

Предложенные Локком отношения между толерантным государством и людьми, которые были связаны с ним как гражданами, должны были быть подтверждены общественным договором. Моисей Мендельсон последовал простому совету юриста, когда описал предмет этого контракта как «идеальный» и «несовершенный». "права" и "обязанности":

Es giebt vollkommene und unvollkommene, sowohl Pflichten, als Rechte. Jene heißen Zwangsrechte und Zwangspflichten; diese hingegen Ansprüche (Bitten) und Gewissenspflichten. Jene sind äusserlich, diese nur innerlich. Zwangsrechte dürfen mit Gewalt erpreßt; Bitten aber verweigert werden. Unterlassung der Zwangspflichten ist Beleidigung, Ungerechtigkeit; der Gewissenpflichten aber blos Unbilligkeit.^[14]

Есть совершенное и несовершенное, равно как и обязанности - как права. Первые называются «принудительные права» и «принудительные обязанности», а вторые - «требования» (просьбы) и «ответственность совести». Первые формальны, вторые - только внутренние. Разрешено применять принудительные права, а также отказывать в запросах. Пренебрежение принудительными обязанностями - оскорбление и несправедливость; но пренебрежение обязанностями совести - всего лишь несправедливость.

Согласно общественному договору Мендельсона, разделение государства и религии основывалось на различении «формальной» и «внутренней» стороны. Следовательно, религия сама по себе не была «формальным» субъектом общественного договора, должны были оцениваться только действия гражданина, если они нарушали «формальное право» или «ответственность». Несмотря на это отделение религии от политической теории и ее сведение к частной сфере, каждая религия имела свою собственную «внутреннюю» силу, которую Мендельсон описал во второй части.

Религиозный вопрос (часть вторая)

Фридрих Великий в цветной гравюре

В своей политической теории Моисею Мендельсону приходилось критиковать нынешнее состояние прусского государства, и он делал это, не упоминая об этом, отчасти из соображений цензуры, а отчасти из соображений риторики. Это был его вежливый способ сказать, что регент на столетия отстал от собственной философии:

Ich habe das Glück, in einem Staate zu leben, in welchem ​​diese meine Begriffe weder neu, noch sonderlich auffallend sind. Der weise Regent, von dem er beherrscht wird, hat es, seit Anfang seiner Regierung, beständig sein Augenmerk seyn lassen, die Menschheit in Glaubenssachen, in ihr volles Recht einzusetzen. […] Mit weiser Mäßigung hat er zwar die Vorrechte der äußern Religion geschont, in deren Besitz er sie gefunden. Noch gehören vielleicht Jahrhunderte von Cultur und Vorbereitung dazu, bevor die Menschen Begreifen werden, daß Vorrechte um der Religion Willen Weder Rechtlich, noch im Grunde nützlich seyen, und daß es eslebenchütung wahre lühlühtung, также Унтрихе вильтрейн вильтрейн, ундец эссе, унтервен ультхен ульенхатер ульенхатер, унде, бенхатер, унде, вильтран, также . Indessen hat sich die Nation unter der Regierung dieses Weisen so sehr an Duldung und Vertragsamkeit в Glaubenssachen gewöhnt, daß Zwang, Bann und Ausschließungsrecht wenigstens aufgehört haben, populäre Begriffe zu seyn.^[15]

Мне посчастливилось жить в состоянии, в котором мои мнения не новы или необычны. Его мудрый регент, который правит им, всегда с самого начала своего правления обращал внимание на то, что человечество получает свое полное право в отношении всех дел веры [буквально: верить, исповедовать]. […] С мудрой умеренностью он сохранил привилегию официальной религии в том виде, в каком он ее нашел. Впереди еще столетия цивилизации и подготовки, когда человек наконец поймет, что привилегии определенной религии не основаны ни на законе, ни на собственном фундаменте религии, так что будет реальной выгодой просто отменить любое гражданское расхождение в пользу одной религии. Однако под властью этого Мудрого нация настолько привыкла к терпимости и совместимости по отношению к другим религиям, что, по крайней мере, сила, запрет и право исключать перестали быть популярными терминами.

Как следствие, вторая часть, посвященная религиозной власти, должна была критиковать нынешнее состояние той религии, которую он всегда должен был защищать в течение своей жизни. Для этих критиков ему нужна была идея о том, что государство и религия должны быть разделены, но сохранены в гармонии, а также утопический постулат о справедливом государстве, которое должно быть политической целью религиозного сообщества. После этой подготовки обнаружение предпосылок в его политической теории (ключ или лучше: звенеть во всей его аргументации), первым шагом было прокомментировать неверно истолкованные точки зрения: адаптация к деспотизму, как это было постулировано многими христианами, обсуждая «улучшение положения евреев».

Падение на верхний этаж (Лафатер и Кранц)

Священник Иоганн Каспар Лаватер

Поэтому Моисей Мендельсон ссылается на свои старые аргументы, которые он использовал в своем споре с Лаватер - и совсем недавно в ответ на анонимную редакцию введения Мендельсона в Менасса Бен Исраэль с Оправдание евреев.^[16] Со средневековой метафорой каменной кладки для искусство памяти (часто аллегорически представлен как "благоразумие ") и его упоминание религиозного образования как нравственного и сентиментального образования, он попытался повернуть вспять проекцию Лафатера. Хотя христиане любят рассматривать кризис иудаизма, Мендельсон рассматривает нынешнюю ситуацию - в канун Французская революция - как общий кризис религии:

Wenn es wahr ist, daß die Ecksteine ​​meines Hauses austreten, und das Gebäude einzustürzen drohet, ist es wohlgethan, wenn ich meine Habseligkeit aus dem untersten Stokwerke in das oberste rette? Bin ich da sicherer? Nun ist das Christentum, wie Sie wissen, auf dem Judentume gebauet, und muß nothwendig, wenn dieses fällt, mit ihm über einen Hauffen stürzen.^[17]

Если это правда, что краеугольные камни моего дома стали настолько слабыми, что здание могло рухнуть, следует ли мне следовать совету, чтобы спасти свои вещи с земли на верхнем этаже? Я буду там в большей безопасности? Как вы знаете, христианство построено на иудаизме, и поэтому, если последний упадет, первое обязательно упадет на него одной грудой обломков.

Метафора дома Мендельсона из начала первой части снова появляется в начале второй части. Здесь он использовал это, чтобы отразить тот исторический факт, что христианство никогда не развивало свою собственную этику, независимую от десять заповедей, которые до сих пор являются частью канонической редакции христианской Библии.

Лафатер служит здесь более или менее умеренным примером лицемерного религиозного человека, чья религия является привилегированной и доминирующей в политической системе. Как и в сценарии Гоббса, ему нравится то, что система позволяет ему делать - по крайней мере, в этом случае: заставлять другого гражданина перейти в доминирующую религию.

Евреи как равноправные граждане и кризис иудаизма (реформа Хаскалы)

Но это лицемерие еще раз отражает радикализм договора о терпимости Мозеса Мендельсона: если дело религии должно быть сведено к «внутренней стороне», а сама религия не может быть формальным предметом этого договора, это просто означает, что государственные дела, подобные исполнительный, законодательная власть и судебная власть больше не будет религиозных дел. Тем не менее, он отрицал современную практику раввинской юрисдикции, которая была неприемлема для многих ортодоксальных евреев. А через год после публикации его книги отрицание раввинской юрисдикции стало политической практикой в Габсбургская монархия когда государственный указ, добавленный к «патенту толерантности», представил еврейских подданных своему собственному суду, не рассматривая их наравне с христианскими подданными.

Моисей Мендельсон считается первым маскилим своего времени, отрицавшим нынешние условия и связанную с ними раввинскую практику. Это условие заключалось в том, что каждая еврейская община имела свою собственную юрисдикцию и что сосуществование нескольких общин часто исправляло судей. Его предложение не только следует рассматривать как очень современное, оно оказалось существенным в ходе обсуждения Законодательное собрание Франции касательно Еврейская эмансипация в течение 1790-х гг. В этих дебатах часто предполагалось, что иудаизм является «собственной нацией внутри нации», и еврейские представители должны были отказаться от этого прежнего статуса, чтобы еврейское население получило новый статус равноправных граждан и чтобы они участвовали в новом законе. французской конституции.

В своем прагматизме Мендельсон должен был убедить еврейское население в том, что они должны отказаться от традиции раввинской юрисдикции, но в то же время у них нет причин чувствовать себя неполноценными, потому что некоторые христиане считают, что моральные условия еврейской традиции должны рассматриваться как уступает их теологической концепции отпущения грехов.

Христиане должны были найти путь к их основам, которыми был закон Моисеев. Но дело евреев - столкнуться с нынешней ситуацией, когда еврейские общины были покинуты богатым и привилегированным меньшинством, так что бедность быстро росла, особенно в городских гетто. В своей философии Моисей Мендельсон реагировал на изменение средневековых условий в общинах, когда общиной управляла элита между богатыми и раввинскими семьями. Новые привилегии были предоставлены прусским государством богатым членам общины, так что они, наконец, покинули общину путем обращения. Но Мендельсон считал милосердие не столько «обязанностью принуждения», сколько добровольным действием богатых членов.

В звенеть (Лессинг и деизм)

Даджа, Реча и Натан в пьесе Лессинг Натан дер Вайз - живопись Мауриций Готтлиб (1877)

Моисей Мендельсон создал синкретизм, сочетающий современный гуманистический идеализм и его деистический концепция естественной религии, основанной на рациональных принципах с живой традицией Ашкеназский Иудаизм. Его поклонение закону Моисея не следует неправильно понимать как своего рода историческую критику, оно было основано на собственном политически мотивированном толковании закона. Тора как божественное откровение, которое было предложено пророку Моисею, чтобы он спас иудаизм от его материалистического упадка, символизируемого поклонением золотому тельцу и идолопоклонством по божественному закону.

Для Моисея Мендельсона закон Моисея был «божественным» до тех пор, пока сообщество, соблюдающее его принципы, было справедливым. Атрибут «божественный» был просто дан функцией закона для создания справедливой социальной ткани: Социальный контракт в себе. Вечная истина закона была связана с этой функцией, и она была настолько менее достижимой, что любое суждение раввина должно было быть оценено согласно Саломонической мудрости. Мендельсон сослался на анекдот о Гилельская школа из Мишна который сам по себе имеет богословскую формулировку категорический императив как позже называл это Кант:

Ein Heide sprach: раввин, lehret mich das ganze Gesetz, indem ich auf einem Fuße stehe! Самай, один из последних зумутунг форхер эргехен лисс, хатте ихн мит Верахтунг абгевизен; allein der durch seine unüberwindliche Gelassenheit und Sanftmuth berühmte Hillel sprach: Sohn! liebe deinen Nächsten wie dich selbst. Dieses ist der Text des Gesetzes; alles übrige ist Kommentar. Nun gehe hin und lerne!^[18]

Один гой сказал: «Раввин, научи меня всему закону, на котором я стою одной ногой!» Шаммай, к которому он обращался раньше с такой же дерзостью, пренебрежительно отказал ему. Но Гиллель, прославившийся своей непреодолимой безмятежностью и кротостью, ответил: «Сын! Возлюби ближнего твоего, как самого себя. [Левит 19:18] Это текст закона, остальное - комментарий. А теперь иди и учись!»

С помощью этой библейской пословицы, часто цитируемой в Новом Завете, включая блаженство, Мендельсон вернулся к деистическому поклонению Моисееву закону как еврейско-христианскому вкладу в универсальную этику:

Diese Verfassung ist ein einziges Mal da gewesen: nennet sie die мозаика Verfassung, бей ихрем Einzelnamen. Sie ist verschwunden, und ist dem Allwissenden all bekannt, bey welchem ​​Volke und in welchem ​​Jahrhunderte sich etwas Aehnliches wieder wird sehen lassen.^[19]

Конституция была здесь только однажды: вы можете назвать ее мозаичная конституция, которое было его названием. Он исчез, и только Всевышний знает, в каком народе и в каком веке нечто подобное снова появится.

«Мозаичная конституция» была всего лишь еврейским названием демократической конституции, как ее называли их предки. И, наверное, некоторые евреи ждали этого, как Мессию, который однажды освободит их от феодального рабства.

Аргумент, которым он вдохновил Лессинга в своей драме Натан дер Вайз, заключалось в следующем: каждая религия должна оцениваться не сама по себе, а только действия гражданина, который верен ей, согласно справедливому закону. Такой закон представляет собой справедливое государство, в котором люди разных вероисповеданий могут жить вместе в мире.

Согласно его философии, новым обвинением любой религии в целом была не юрисдикция, а образование как необходимая подготовка, чтобы стать справедливым гражданином. Точка зрения Мендельсона была точкой зрения учителя, который перевел с иврита на немецкий множество классических раввинских авторов, таких как Маймонид, так, чтобы еврейского ребенка привлекло изучение немецкого и иврита одновременно.^[20]

Оценка Моисеем Мендельсоном гражданских условий (1783 г.)

В конце своей книги Мендельсон возвращается к реальным политическим условиям Габсбургов, французской и прусской монархии, потому что его часто просили поддержать еврейские общины на их территориях. Фактически ни одна из этих политических систем не предлагала толерантных условий, так что каждый субъект должен иметь одинаковый правовой статус независимо от его или ее религиозной веры. (В своей философии Мендельсон обсуждал дискриминацию индивида в соответствии с его религией, но не в соответствии с его полом.) С другой стороны, современное образование, которое Мендельсон все еще считал религиозным делом, требовало реформирования религиозных сообществ и особенно их организация образования, которую необходимо модернизировать.

Пока государство не следовало требованию Джона Локка о «свободе совести», любое испытание этического образования было бы бесполезным вообще, и каждый субъект был бы вынужден жить отдельно в соответствии со своей религиозной верой. Отражая нынешние условия, Мендельсон обращается - прямо во втором лице - к политическим властям:

Ihr solltet glauben, uns nicht brüderlich wieder lieben, euch mit uns nicht bürgerlich vereinigen zu können, so lange wir uns durch das Zeremonialgesetz äusserlich unterscheiden, nicht mit euch wieder wieder lieben, nicht euch von euch euch Религия selbst weder gethan, noch uns erlaubt haben würde? - Wenn dieses, wie wir von christlich gesinnten Männern nicht vermuthen können, eure wahre Gesinnung seyn und bleiben sollte; wenn die bürgerliche Vereinigung unter keiner andern Bedingung zu erhalten, als wenn wir von dem Gesetze abweichen, das wir für uns noch für verbindlich halten; so thut es uns herzlich leid, было wir zu erklären für nöthig erachten: так müssen wir auf bürgerliche Vereinigung Verzicht thun; so mag der Menschenfreund Dohm vergebens geschrieben haben, und alles in dem leidlichen Zustande bleiben, in welchem ​​es itzt ist, in wellchem ​​esure Menschenliebe zu versetzen, für gut findet. […] Von dem Gesetze können wir mit gutem Gewissen nicht weichen, und was nützen euch Mitbürger ohne Gewissen?^[21]

Вы должны думать, что вам не разрешено отвечать на нашу братскую любовь, объединяться с нами как равноправные граждане, пока есть какие-либо формальные расхождения в наших религиозных обрядах, чтобы мы не ели вместе с вами и не женились на одном вашего, которого основатель вашей религии, насколько мы можем видеть, не сделал бы и не позволил бы нам? - Если это должно быть и оставаться вашим истинным мнением, чего мы не можем ожидать от мужчин, следующих христианскому этосу; если гражданское объединение возможно только при условии, что мы отклоняемся от закона, который мы уже считаем обязательным, то мы должны объявить - с глубоким сожалением - что нам лучше воздержаться от гражданского объединения; то филантроп Дом, вероятно, написал напрасно, и все останется в неудобном состоянии - как сейчас и как выбрала ваша благотворительная организация. […] Мы не можем отличаться от закона с чистой совестью, и что вы будете использовать от граждан без совести?

В этом абзаце становится очевидным, что Моисей Мендельсон не предвидел готовности некоторых еврейских мужчин и женщин, которые несколько лет спустя покинули свои общины, потому что они не хотят больше страдать от более низкого юридического статуса.

История приема

Надгробие Моисея Мендельсона на рисунке Даниэль Ходовецки (1726-1801)

Моисей Мендельсон очень рискнул, когда опубликовал эту книгу не только перед прусскими властями, но и перед религиозными авторитетами, включая ортодоксальных раввинов. В последующие годы некоторые из его знаменитых друзей-христиан поразили его очень разумную сторону: его обожание Лессинг который умер в 1781 году и не смог защитить своего друга, как он всегда делал при жизни.

Мендельсон и Спиноза в споре о пантеизме

Забастовка была нанесена Лаватер друг Фридрих Генрих Якоби который опубликовал эпизод между собой и Лессинг, в котором Лессинг признался, что был "спинозистом", читая Гете с Буря и натиск стих Прометей.^[22] «Спинозизм» вошел в моду в то время и представлял собой довольно поверхностный прием, основанный не столько на твердом знании философии Спинозы, сколько на «тайных письмах» о Спинозе.^[23] Эти письма распространялись еще при жизни Спинозы в монархиях, где собственные сочинения Спинозы находились в указателе католической церкви. Инквизиция, и часто они считали философию Спинозы «атеистической» или даже как раскрытие секретов Каббала мистика.^[24] Немецкая мода Спинозы 1780-х гг. Была больше "пантеистический «прием, который приобрел привлекательность мятежного« атеизма », в то время как его последователи возвращаются к романтической концепции религии.^[25] Якоби следовал новой форме немецкого идеализма и позже присоединился к романтическому кругу вокруг Фихте в Йене.^[26] Позже, в 1819 г. hep hep бунты или погромы, эта новая форма идеализма оказалась очень нетерпимой, особенно в отношении Якоб Фрис.^[27]

Мода пантеизм не соответствовал Мендельсон деистический прием Спиноза^[28] и Лессинг собрание сочинений которого он издавал. Он был не так уж неправ, потому что сам Спиноза разработал полностью рациональную форму деизм в своей основной работе Этика, не зная о последнем пантеистический прием его философии. Мендельсон опубликовал в последние годы свое собственное отношение к Спинозе - не без недоразумений, потому что он боялся потерять авторитет, который все еще имел среди раввинов.^[29] В свою пользу Гете вылепил себя как «революционер» в своем Dichtung und Wahrheit, при этом он был очень зол на Якоби, потому что опасался последствий публикации последнего с использованием стихотворения Гете.^[30] Этот эпизод вызвал прием, в котором Мозес Мендельсон как исторический главный герой и его философия недооцениваются.

Тем не менее Моисей Мендельсон оказал большое влияние на другие Маскилим и на Еврейская эмансипация и почти о каждом философе, обсуждающем роль религии в государстве в Западной Европе XIX века.

Французская революция и ранняя реформа образования в Гаскале

Филантроп и реформатор Исраэль Якобсон в современном рисунке

Мечты Мендельсона о толерантном государстве стали реальностью в новой французской конституции 1791 года. Берр Исаак Берр, представитель ашкеназов в Законодательное собрание, восхвалял Французскую республику как «Мессию современного иудаизма», потому что ему приходилось убеждать французские общины в новых планах еврейского реформаторского движения отказаться от своей автономии.^[31] Французская версия Хаскалы, называемая регенерация, было более умеренным, чем еврейское реформаторское движение в Пруссии.^[32]

Хотя конституция Французской Республики обеспечила лучшие условия, конфликт между ортодоксальными раввинами и богатыми и интеллектуальными мирянами реформаторского движения стал очевиден благодаря радикальным инициативам друга и ученика Мендельсона. Дэвид Фридлендер в Пруссии.^[33] Он был первым, кто следовал постулатам Мендельсона в образовании, так как он основал 1776 г. вместе с Исаак Даниэль Итциг то Jüdische Freischule für mittellose Berliner Kinder («Еврейская бесплатная школа для бедных детей в Берлине») и 1778 г. Чеврат Чинуч Неарим («Общество воспитания молодежи»). Его попытка 1787 года немецкий перевод еврейского молитвенника Сефер ха-Нефеш («Книга души»), которую он написал для школы, в конце концов не стал популярным как ритуальная реформа, потому что в 1799 году он зашел так далеко, чтобы предложить своей общине «сухое крещение» в качестве принадлежности к лютеранской церкви. Свободомыслящих евреев соблазняли отождествлять изоляцию от современной европейской культуры с иудаизмом как таковым, что могло закончиться крещением. В качестве Генрих Гейне комментируя это, некоторые склонны сводить иудаизм к «бедствию» и покупать с обращением в христианство «entré billet» для высшего общества прусского государства. К концу 18 века в разных частях Европы существовало множество современных концепций просвещения, в которых гуманизм и секуляризованное государство вообще считались заменой религии.

Исраэль Якобсон, который сам был купцом, но также был и педагогом, руководившим земельным раввином в Вестфалии, был гораздо более успешным, чем Давид Фридлендер. Подобно Моисею Мендельсону, он считал образование религиозным делом. Одной из причин его успеха был политический факт, что Вестфалия стала частью Франции. Новое правительство поддержало Якобсона, когда он основал в 1801 году школу для мальчиков, торгующую и начальную школу в Зезене (городок недалеко от Harz ) под названием «Institut für arme Juden-Kinder». Во время уроков использовался немецкий. Его концепция педагогики объединила идеи Моисея Мендельсона с идеями социально вовлеченных людей. Филантропин школа, которая Базедов основан в Дессау, вдохновленный Руссо представления об образовании. В 1802 году в школу также было разрешено посещать бедных мальчиков-христиан, и она стала одной из первых школ, в которых совместно обучались дети разной веры. С 1810 года религиозные церемонии также проводились в первом Храме реформ, который был построен на территории школы и оборудован органом. До 1810 года еврейская община города проводила свои торжества в молитвенной комнате школы. С 1810 года Мендельсон нуждался в инструменте для сопровождения немецких и еврейских песен, исполняемых учениками или общиной в «Якобстемпеле».^[34] Он сам адаптировал эти молитвы к мелодиям, взятым из известных протестантских хоралов. Под руководством раввина он прочитал всю службу на немецком языке в соответствии с идеями реформированного протестантского обряда и отказался от «средневекового» свободного ритмического стиля. хазан, поскольку это было обычным делом в других синагогах.^[35] 1811 г. Израиль Якобсон ввел церемонию «конфирмации» еврейских мальчиков и девочек как часть своего реформаторского обряда.

Конфликты в Пруссии после Венского конгресса

Поскольку Вестфалия попала под власть Пруссии согласно Венский конгресс В 1815 году семья Якобсонов переехала в Берлин, где Израиль открыл Храм в собственном доме. Ортодоксальная община Берлина попросила прусские власти вмешаться, и его третий «Якобстемпель» был закрыт. Прусские офицеры утверждали, что закон разрешает только один молитвенный дом евреев в Берлине. В результате реформированная служба была отмечена как миньян в доме Якоба Герца Пива. Песнопение было написано его сыном, который впоследствии стал известным оперным композитором под именем Джакомо Мейербер. Вопреки радикальному отказу Израиля от традиционного пения синагоги, Мейербер реинтегрировал хазан и чтение Пятикнижия и Пророков в реформаторский обряд, так что он стал более популярным в сообществе Берлина.

Иоганн Готфрид Гердер на понимание этики Моисея повлияла книга Мендельсона. Иерусалим а также путем личного обмена с ним. Похоже, что в традициях христианского деистического просвещения Тора была признана важным вкладом в иудейскую культуру.Христианская цивилизация, хотя современный иудаизм часто сравнивали с декадентской ситуацией, когда Аарон создал золотого тельца (описанного в Исходе 32), поэтому само просвещение формировалось с архетипической ролью Моисея.^[36] Но современное еврейское население было охарактеризовано Гердером как странная азиатская и эгоистичная «нация», которая всегда была отделена от других, что было не очень оригинальной концепцией, которая также была популярна в обсуждениях Национального собрания, которое настаивало на том, что еврейские граждане должны сдаться. их статус как нации, если они хотят присоединиться к новому статусу как равноправные граждане.

Гегель на рисунке одного из его учеников

Георг Вильгельм Фридрих Гегель чья философия каким-то образом была вдохновлена ​​миссией «Мозаика», он был не только важным профессором Берлинского университета с 1818 года, но и оказал положительное влияние на политику реформ в Пруссии. Хотя его миссионерские амбиции и его идеи об общем прогрессе человечества, которые можно найти в его философии, Гегель часто описываются различным его учеников как очень открытым и теплый сердце человека, который всегда был готов обсуждать спорную свои идеи и идеи, выступающие против него. Вероятно, он был профессором в Пруссии, у которого было больше всего студентов-евреев, среди которых были такие очень известные, как Генрих Гейне и Людвиг Бёрне, а также педагогов-реформаторов, таких как Нахман Крохмаль из Галиции.

Когда Гегель был еще в Гейдельберге, он обвинял своего коллегу Якоб Фрис, сам ученик Фихте за свои суеверные представления о немецкой нации и игнорировал свою антисемитскую деятельность в качестве наставника Burschenschaft который организовал Вартбургфест, убийство Август фон Коцебу и беспорядки hep hep. В 1819 году он пошел со своими учениками на бунт хеп-хеп в Гейдельберге, и они стояли с поднятыми руками перед людьми, жившими в бедности еврейского гетто, когда приближалась жестокая толпа.^[37] В результате он попросил своего ученика Фридрих Вильгельм Карове основать первую студенческую ассоциацию, которая также предоставляет доступ для еврейских студентов, и, наконец, Эдуард Ганс основал в ноябре Verein für Kultur und Wissenschaft der Juden [Еврейское общество культуры и науки] с точки зрения того, что идеи просветления должны быть заменены синтез европейских еврейских и христианских традиций. Эта точка зрения следовала некоторым фундаментальным идеям, которые Гегель развивал в своей диалектической философии истории, и она была связана с надеждами на то, что, наконец, просвещенное государство секуляризует религиозные традиции и выполнит свои обязанности. В некотором отношении это синтез ожидалось как своего рода революция, хотя отождествление с демагогами было невозможно - как Генрих Гейне сказал в письме 1823 года:

Obschon ich aber в Англии ein Radikaler und in Italien ein Carbonari bin, so gehöre ich doch nicht zu den Demagogen in Deutschland; aus dem ganz zufälligen und g [e] ringfügigen Grunde, daß bey einem Siege dieser letztern einige tausend jüdische Hälse, und just die besten, abgeschnitten werden.^[38]

Несмотря на то, что я радикал в Британии и карбонарий в Италии, я определенно не принадлежу к демагогам в Германии - просто по той простой причине, что в случае победы последней несколько тысяч евреев будут перерезаны глоткам - в первую очередь лучшие. .

За последние два года Пруссия приняла множество ограничительных законов, которые исключали евреев из военных и академических служб и членов парламента. Ожидание, что прусское государство когда-то последует соображениям Гегеля. Weltgeist, потерпел неудачу, вместо этого он повернул вспять, и ограничения увеличились до 1841 года, в то время как офицер Дом ожидал участия в качестве равноправных граждан в 1840 году. Моисей Мендельсон, которого Генрих Гейне считал еврейским Лютером, сделал несколько предсказаний на будущее в Иерусалим. Худшее из них сбылось, и в конце концов многие еврейские граждане отказались от закона и стали тем, кого Мендельсон называл «гражданами без совести». Поскольку в Пруссии не было «свободы совести», Генрих Гейне покинул Verein без диплома юриста и, наконец, как и сам Эдуард Ганс, обратился в лютеранскую церковь 1825 г.

Моисея Мендельсона Иерусалим и рост революционного антисемитизма

Карл Маркс в 1861 году

Карл Маркс не был прямым учеником Гегель, но философия Гегеля, лекции которой также посещали прусские офицеры, все еще присутствовала после его смерти в 1831 году как среди консерваторов, так и среди радикалов, которые были очень разочарованы нынешними условиями и провалом государственной реформы. 1835 г., когда Карл записал книгу Гегеля в качестве студента. Лебен Хесу был опубликован посмертно, и его прием был разделен на так называемые Правые или Старые и Левые или Молодые гегельянцы вокруг Бруно Бауэр и Людвиг Фейербах. Карл вырос в семье, которая была связана с традиционной раввинской семьей Леви через его мать. Поскольку провинция Рейн стала частью Французской Республики, где все гражданские права были предоставлены Конституцией, отец Маркса мог работать юристом (Юстизрат) без дискриминации за свою веру. Это изменилось, когда после Венского конгресса Рейнская провинция стала частью Пруссии. В 1817 г. Генрих Маркс чувствовал себя вынужденным перейти в лютеранскую церковь, чтобы сохранить существование своей семьи, продолжая свою профессию.^[39] В 1824 году крестился его сын, когда ему было шесть лет.

Поводом для повторного обсуждения еврейского вопроса стал 7-й ландтаг Рейнской провинции 1843 года. Обсуждение шло о законе 1839 года, который пытался отменить Hardenberg эдикт от 1812 г. В 1839 г. он был отклонен Государственным советом, в 1841 г. он был снова опубликован, чтобы посмотреть, какова будет общественная реакция. Начались дебаты между Людвигом Филиппсоном (Allgemeine Zeitung des Judentums) и Карл Гермес (Kölnische Zeitung). Карл Маркс хотел присоединиться к дискуссии с собственным ответом на еврейский вопрос, но оставил это на усмотрение. Бруно Бауэр. Его более поздний ответ был в основном приемом аргумента Бауэра. На стиль полемики Маркса и Бауэра, вероятно, повлияли Генрих Гейне с Письма Дамаска (Lutetia Teil 1, 1840), куда звонил Гейне Джеймс Майер де Ротшильд "революционер", в котором он использовал такие фразы, как:

Bey den französischen Juden, wie bey den übrigen Franzosen, ist das Gold der Gott des Tages und die Industrie ist die herrschende Religion.^[40]

Для французских евреев, как и для всего остального, французское золото - бог дня, а промышленность - доминирующая религия!

В то время как идея Гегеля о гуманистической секуляризации религиозных ценностей была глубоко укоренена в идеалистических дебатах об эмансипации вокруг Мендельсона, в которых необходимо создать либеральное и терпимое государство на основе современного (религиозного) образования, единственной силы модернизации, согласно Марксу. был капитализм, размывание традиционных ценностей после того, как они превратились в материальные. Разница между старый режим и Ротшильд, выбранный в качестве представителя успешного меньшинства еврейского населения, заключил, что им нечего терять, особенно в Пруссии, где это меньшинство в конце концов склонилось к обращению в христианство. Но с конца 18 века прусские евреи просто уменьшились до их материальной ценности, по крайней мере, с административной точки зрения прусской монархии.

Ответ Маркса на вопрос Мендельсона: «Какая польза от граждан без совести?» Это было просто: использование теперь определялось как материальная ценность, которая могла быть выражена в денежной сумме, и прусское государство, как и любая другая монархия, наконец, не заботилось ни о чем другом.

Der Monotheismus des Juden ist daher in der Wirklichkeit der Polytheismus der vielen Bedürfnisse, ein Polytheismus, der auch den Abtritt zu einem Gegenstand des göttlichen Gesetzes macht. Дас praktische Bedürfniß, der Egoismus ist das Prinzip der bürgerlichen Gesellschaft und tritt rein als solches hervor, sobald die bürgerliche Gesellschaft den politischen Staat vollständig aus sich herausgeboren. Der Gott des praktischen Bedürfnisses und Eigennutzes ist das Geld.Das Geld ist der eifrige Gott Israels, vor welchem ​​kein andrer Gott bestehen darf. Das Geld erniedrigt alle Götter des Menschen, - und verwandelt sie in Waare.^[41]

За еврейским монотеизмом стоит политеизм различных потребностей, политеизм, который превращает даже тряпку в объект божественного закона. В практическая потребность, эгоизм это основа гражданское общество и само по себе, наконец, ясно проявляется, когда гражданское общество полностью родило свое собственное политическое государство. Бог практическая потребность и корысть это ДеньгиДеньги - это усердный Бог Израиля, который не принимает никакого другого Бога ниже себя. Деньги унижают всех богов человечества и превращают их в посуду.

Часть серия на
Еврейская философия
Эллинистический Должности: Хасмонеев Саддукеан Фарисей Боэтузианский Люди: Филон Александрийский
Средневековый Должности: Позиции в Раввинистический иудаизм: Маймонидов / антимаймонидов Тосафист Каббалист Талмудический Караизм Позиции в Западная философия: Рационализм Аверроизм неоплатонизм Авиценнизм Темы: Мутазилиты Исмаилизм Калам Avempace Братья чистоты Аль-Маарри Аль-Кинди Мухаммад аль-Фазари Люди: Исаак Исраэль бен Соломон Саадия Гаон Давид бен Мерван аль-Муккамас Хасдай ибн Шапрут Шананель бен Чушиэль Ниссим Бен Джейкоб Самуэль ибн Нагриллах Соломон Ибн Габироль Авраам бар Шийя Иосиф ибн Мигаш Натанэль аль-Файюми Бахья ибн Пакуда Иегуда Халеви Хибат Аллах Абу'л-Баракат Авраам ибн Дауд Маймонид Иосиф бен Иуда из Сеуты Шем-Тов ибн Фалакера Герсонид Моисей Нарбоннский Исаак бен Шешет Хасдай Крескас Йосеф Альбо Мансур ибн Сулейман аль-Гамари Моисей бен Исаак ха-Леви Минц Элиа дель Медиго Иуда бен Элиэзер ха-Леви Минц Исаак Абраванель Иуда Леон Абраванель Франсиско Санчес Уриэль да Кошта Моисей Альмоснино
Современный иудаизм Должности: Православный Сефардский Хабад Консервативный Реформа Экзистенциалист Реконструкционист Хасидский Холокост Продление Неохасидский Мусар Рамбамист Люди: Барух Спиноза Саломон Маймон Джозеф Соломон Дельмедиго Илия Баал Шем из Хелма Элиэзер бен Элайджа Ашкенази Цви Ашкенази Джейкоб Эмден Сэмюэл Хирш Шнеур Залман из Ляди Самсон Рафаэль Хирш Джейкоб Абендана Исаак Кардосо Дэвид Нието Исаак Оробио де Кастро Моисей Мендельсон Сэмюэл Дэвид Луццатто Элайджа Бенамозег Моисей Гесс Элиэзер Берковиц Элиягу Десслер Дэниел Ринхолд Месье Шушани Эммануэль Левинас Мартин Бубер Гершом Шолем Авраам Исаак Кук Иосиф Соловейчик Менахем Мендель Шнеерсон Дэвид Хартман Томас Нагель Хосе Фаур Жак Деррида Хилари Патнэм Лео Штраус
Темы Бог Вера Эсхатология Этика Мессия Избранность Холокост Цадик Счастье Злость
Философские школы и традиции

Ссылку Бауэра на золотого тельца можно рассматривать как современную форму антисемитизма.^[42] Но Карл Маркс превратил ссылку Бауэра в «синкретизм между монотеизмом Моисея и вавилонским политеизмом». Его ответ был антисемитским, поскольку его семья была вынуждена оставить свои религиозные традиции по очень экзистенциальным причинам. Он вряд ли предвидел, что риторическое использование иудаизма как метафоры капитализма (первоначально сатирическое построение Генриха Гейне, говорящего о «пророке Ротшильде») будет постоянно повторяться совершенно несатирическим образом в истории социализма. Карл Маркс использовал эти слова менее сатирически, чем антигуманистически. Его контекстом была полемика между старым и молодым гегельянцем, а его полемика была направлена ​​на «старогегельянство». Он считал их мысли прусской формой старый режим, представленный и оправданный как гуманисты, а сам как часть привилегированного еврейского меньшинства, которое было более приспособлено к современному гражданству, чем любой представитель прусского старый режим. В то время как гуманисты чувствовали угрозу промышленной революции, в том числе просто потому, что они просто боялись потерять свои привилегии, она больше не была Parvenu (в качестве Бернар Лазар позже назовет богатое меньшинство), которого нужно «улучшить».

Моисей Мендельсон не упоминался в ответе Маркса на еврейский вопрос, но Маркс мог рассматривать его аргументы как важную часть подхода гуманистов к улучшению прусской конституции. Тем не менее, Мендельсон уже по-своему обсуждал проблему несправедливости, вызванной материальными потребностями: Иерусалим он посоветовал выплатить политикам компенсацию в соответствии с потерей их постоянного дохода. Он не должен быть ниже для богатого и не выше для бедного. Потому что, если кто-то получит материальное преимущество, просто будучи членом парламента, результатом не может быть справедливого государства, правящего справедливым обществом. Только гражданин-идеалист, который занимался политикой в ​​соответствии с его современным религиозным образованием, считался политиком Моисеем Мендельсоном.

Философия Мендельсона в эпоху сионизма

Точка зрения Карла Маркса о том, что идеалистические надежды на религиозную терпимость будут разочарованы в области политики, и вскоре политические ожидания исчезнут в процессе экономической эволюции и секуляризации их религиозных ценностей, была окончательно подтверждена провалом Революция 1848 г.. Хотя тот факт, что революционный антисемитизм часто использовался левыми и правыми активистами, для него это было больше, чем просто риторика. Его собственное циничное и отрицательное отношение к религии было широко распространено среди его современников и было связано с собственной биографией и личным опытом, полным разочарований и конфликтов в семье. Равное участие в принятии политических решений не было предоставлено национальным законом, как они надеялись, участие просто зависело от привилегий, которые определялись материальными ценностями, и эти преобразования вызывают множество опасений и тенденцию повернуть вспять. Даже во Франции, где конституция предоставила равный статус гражданам на протяжении 100 лет, Дело Дрейфуса стало очевидным, что многие институты Французской Республики, такие как вооруженные силы, уже управлялись кругами старый режим. Таким образом, основная часть населения все еще была исключена из участия и не могла идентифицировать себя с государством и его властями. Социальные движения и эмиграция в Америку или Палестину были ответом, часто в сочетании. Утопии этих движений иногда были светскими, иногда религиозными, и у них часто были харизматические лидеры.

Мартин Бубер среди своих учеников

1897 г. был Первый сионистский конгресс в Базеле (Швейцария) по инициативе Теодор Герцль. Сионист Мартин Бубер с его довольно странным сочетанием немецкого романтизма (Фихте ) и его интерес к Хасидизм как общественное движение не было очень популярным на Конгрессе, но в конце концов он нашел очень восторженный прием в сионистской студенческой ассоциации в Праге, которую также часто посещали Макс Брод и Франц Кафка.^[43] В то время, когда еврейский вопрос стал в высшей степени идеологическим вопросом, к которому в основном относились популистски извне, он стал довольно сатирической темой для еврейских писателей, говорящих на идиш, немецком, польском и русском языках.

Франц Кафка выучил идиш и иврит, будучи взрослым, и у него был большой интерес к Хасидизм а также для раввинской литературы. У него была страсть к драматургии на идиш, которая в то время стала очень популярной в Центральной Европе и принесла идиш литература, обычно написанная как повествовательная проза, на сцене смешанная с большим количеством музыки (пародии на песни синагоги и т. д.). Его интерес соответствовал Мартин Бубер романтическая идея, что Хасидизм была народная культура Евреи ашкенази, но он также понимал, что этот романтизм, вдохновленный Фихте и немецким национализмом, выражал тот факт, что сельские традиции были другим миром, довольно далеким от его городских почитателей. Ситуация изменилась с тех пор, как Маскилим и школьные реформаторы, такие как Исраэль Якобсон, поселились в больших городах и по-прежнему игнорировали идиш как «коррумпированный» и необразованный язык.

В притче о его романе Der Process, опубликовано в 1915 г. отдельно как рассказ под названием Vor dem Gesetz, автор пародировал мидраш легенда, написанная в период раннего Меркаба мистицизм (6 век), которому он, вероятно, научился у своего учителя иврита. Этот Песихта описал медитацию Моисея, в которой ему пришлось сражаться с ангельскими хранителями на его пути к божественному престолу, чтобы восстановить справедливость ( Тора ) народу Израиля.

Каким-то образом это также отразило эссе Мендельсона в контексте публичных дебатов по Еврейский вопрос в 1770-1780-х годах, которым руководили в основном христианские священники и священнослужители, потому что эта притча в романах была частью христианской молитвы. Загадочный священник молился только за главного героя «Йозефа К.» в темном пустом соборе. Странный эпизод в романе отразил тот исторический факт, что еврейская эмансипация имела место в христианских государствах, где разделение между государственной властью и церковью никогда не было полностью реализовано. Было несколько подобных пародий еврейских авторов 19 века, в которых христиане, господствующие в государстве, и граждане другой веры соответствуют ревнивым опекунам. В отличие от пророка Моисея, убившего ангела, охранявшего первые ворота, крестьянин («ein Mann vom Lande») в притче ждет своей смерти, когда его, наконец, проведут через ворота, которые были сделаны только для него. В повествовании романа, который никогда не публиковался при его жизни, главный герой Йозеф К., в конце концов, будет убит в соответствии с приговором, который ему так и не сообщили.

Принятие Ханной Арендт Хаскалы и истории эмансипации

Ханна Арендт Политическая теория России глубоко основана на теологических и экзистенциалистских аргументах, считая еврейскую эмансипацию в Пруссии неудачей, особенно в ее трудах после Второй мировой войны. Но самая ранняя публикация, посвященная Haskalah Что касается дебатов по еврейскому вопросу в Германии, открытых Кристианом Вильгельмом фон Домом и Моисеем Мендельсоном, то они относятся к 1932 году.^[44] В ее эссе Ханна Арендт встает на сторону Гердера в возобновлении дискуссии между Дом, Мендельсон, Лессинг и Пастух. По ее словам, концепция эмансипации Мозеса Мендельсона была ассимилирована пиетистской концепцией просвещения Лессинга, основанной на разделении истины разума и истины истории, что подготовило следующее поколение к принятию решения в пользу истины разума и против истории и иудаизма, которые был отождествлен с нелюбимым прошлым. В чем-то ее богословские аргументы были очень похожи на аргументы Канта, но наоборот. За Кант лютеранская христианская религия началась с разрушения и игнорирования Моисеева закона, тогда как Гердер, как христианин, понимал еврейскую точку зрения настолько, что это как раз тот момент, когда религия заканчивается. По словам Ханны Арендт, евреев вынудила форма Мендельсона. Haskalah вставить себя в христианскую версию истории, в которой евреи никогда не существовали как субъекты:

So werden die Juden die Geschichtslosen in der Geschichte. Ihre Vergangenheit ist ihnen durch das Herdersche Geschichtsverstehen entzogen. Sie Stehen также виднее по отношению к риену. Innerhalb einer geschichtlichen Wirklichkeit, innerhalb der europäischen säkularisierten Welt, sind sie gezwungen, sich dieser Welt irgendwie anzupassen, sich zu bilden. Bildung aber ist für sie notwendig all das, was nicht jüdische Welt ist. Da ihnen ihre eigene Vergangenheit entzogen ist, hat die gegenwärtige Wirklichkeit begonnen, ihre Macht zu zeigen. Bildung ist die einzige Möglichkeit, diese Gegenwart zu überstehen. Ist Bildung vor allem Verstehen der Vergangenheit, so ist der "gebildete" Jude angewiesen auf eine fremde Vergangenheit. Zu ihr kommt er über eine Gegenwart, die er verstehen muß, weil er an ihr beteiligt wurde.^[45]

В результате евреи остались без истории в истории. Согласно пониманию истории Гердера, они отделены от своего прошлого. Итак, они снова ни перед чем. В исторической реальности, в европейском секуляризованном мире они вынуждены как-то приспосабливаться к этому миру, чтобы учиться. Им нужно образование для всего, что не является частью еврейского мира. Актуальная реальность вступила в силу со всей своей силой, потому что они отделены от своего собственного прошлого. Культура - единственный способ пережить это настоящее. Пока культура является правильным восприятием прошлого, «образованный» еврей зависит от чужого прошлого. Его можно достичь через определенный подарок только потому, что он в нем участвовал.

Хотя ее точку зрения часто неправильно понимали как предубеждение против иудаизма, поскольку она часто также описывала формы оппортунизма среди еврейских граждан, ее главной заботой был тоталитаризм и анахроничный менталитет евреев. старый режим, а также послевоенная критика, касавшаяся ограничений современной демократии. Возможно, ее метод был своеобразным. Например, она использовала Марсель Пруст романтика "À la recherche du temps perdu «как исторический документ и частично развил ее аргументы на основе наблюдений Пруста над предместьем Сен-Жермен, но публикация ее книги в 1951 году сделала ее очень популярной, потому что она также включала ранний анализ сталинизма.^[46] Семь лет спустя она наконец опубликовала свое биографическое исследование о Рахель Варнхаген. Здесь она заключает, что эмансипация потерпела неудачу именно с поколением Варнхагена, когда желание войти в прусское высшее общество было связано с решением покинуть еврейские общины. По ее словам, состоятельное меньшинство, которое она назвала участки, попытался приобщиться к привилегиям правящей элиты Пруссии.^[47] Термин «парвеню» был взят из Бернар Лазар и она рассматривала это как альтернативу Макс Вебер Термин "изгой".

Смотрите также

• Баруха Спинозы Tractatus theologico-politicus
• Томас Гоббс Левиафан
• Джона Локка Письмо о терпимости, Эссе о человеческом понимании
• Иммануила Канта Die Religion innerhalb der Grenzen der blossen Vernunft
• Haskalah
• Кристиан Вильгельм фон Дом
• Моисей Мендельсон
• Готтхольд Эфраим Лессинг
• Саломон Маймон
• Хартвиг ​​Уэссели
• Дэвид Фридлендер
• Иоганн Каспар Лаватер
• Иоганн Готфрид Гердер
• Исраэль Якобсон

Примечания

Библиография

Редакции

английский перевод

Исследования

внешняя ссылка

• Книги Моисея Мендельсона полностью доступны в Google Книгах
• Moses Mendelssohn Zentrum für europäisch-jüdische Studien e.V. (Потсдам)
• Статьи в Еврейской энциклопедии
• Дэниел Дальстрем: Моисей Мендельсон, Запись в Стэнфордской энциклопедии философии (2006)
• Версия этой работы, слегка отредактированная для облегчения чтения.
• Кертис Боуман: «Моисей Мендельсон и Хаскала - переписка с Кантом» (2004)
• Элиэзер Сегал о «Иерусалиме» (Университет Калгари)